У графа причин было две – наследство и неприятие.
Наследство, заключавшееся в майоратном поместье и лондонском доме, особого присмотра не требовало. Что уж тут присматривать. Всеми делами занимался поверенный Руперта, и на него можно было положиться. Однако никто не отменял того факта, что граф оставался единственным наследником всего этого неумолимо ветшающего имущества – и титула, который должен был передать по наследству. Следовательно, офицерский патент ему приобрести не дадут. Да и что толку от этого патента? Денег на его покупку, на экипировку, на офицерское содержание хватит, чтобы стать всего лишь лейтенантом, и то если очень повезет. И потом ждать, когда откроется вакансия, размышлять о том, хватит ли денег на ее покупку, уворачиваться от вражеских пуль, есть плохую пищу, болеть дизентерией и заниматься прочими благоглупостями, в которых восторженные юнцы видят героизм? Увольте. Граф Рэйвенвуд был для этого слишком практичен – и практически разорен, что служило прочной основой для трезвости взглядов на мир.
Ладно, по миру он не пойдет, но выражение «беден, как церковная мышь» - пожалуй, годится. Правда, иногда в необъяснимом приступе благочестия Руперт заходил в храмы и пару раз видел тамошних мышей. Такое ощущение, что они получали ренту с огромных угодий где-нибудь под Лестером. У церковных мышей есть чему поучиться, вот как думал Руперт.
Вторая причина, по которой военные дискуссии заставляли графа морщиться — это неприятие войны как таковой. Руперт не был дураком и понимал, что иногда самое простое решение политических проблем – это участие в вооруженном столкновении, точно так же как дуэль для джентльмена. Однако, он гораздо больше верил в прогресс, чем в силу оружия, и, будучи потомственным землевладельцем, взращенным на плодородных английских нивах, полагал, что земля имеет ничуть не меньшую силу, чем ходящие по ней люди. Ну и что, что у него самого с этой земли не получалось ни капли прибыли, одни расходы. Это не мешает иметь мнение, которое, к тому же, не стоит ни фунта. Или бесценно – зависит от внутреннего ощущения собственной значимости.
Коварный солнечный луч пробрался в дырку в занавеске и уколол графа в нос. Руперт пошевелился, вздохнул, откинул одеяло и крикнул:
- Том!
Тишина. Значит, слуги точно нет, ушел в лавку или на рынок, как часто делал с утра. Одеваться придется самому. Впрочем, Руперт не сетовал – привык, да и характер имел весьма жизнерадостный, а уж такие мелочи, как самостоятельное одевание, добавляли существованию смысла. Не так уж он, Руперт Страйтэм, бесполезен, если способен сам натянуть штаны.