– Ужинать будешь? – спросила она, расплывшись в улыбке.
Плотная занавесь, отодвинутая от окна, впустила в душную кухню прохладный вечерний воздух, напоенный медвяным ароматом ночных цветов, свежестью далекого моря и запахом согретого солнцем песка. Иннара вздохнула полной грудью, заставляя тело расслабиться после напряженного дня, и сдернула с корзинки полотняную салфетку.
Только сейчас она поняла, насколько проголодалась за день. Копченые на барбарисовых веточках ломтики рыбы таяли во рту. Лепешки с нежнейшим булгуром, изюмом и курагой вынуждали жмуриться от удовольствия. Воздушные пирожки со сладкими персиками уже безнадежно остыли, но от этого не утратили волшебного свойства дарить настоящее счастье.
Ради такого сытного ужина Гур-Кемаль выставил на стол большой латунный кувшин, полный замечательно прохладного чая из пустынной розы, в котором плавали кусочки лимонной кожуры, и Иннаре подумалось, что такого блаженства она не испытывала ни разу за всю свою жизнь.
Гур-Кемаль, к ее искреннему удивлению, всю эту роскошь ел вдумчиво и неторопливо, больше наблюдая за Иннарой и время от времени посмеиваясь.
Вскоре ее живот стал напоминать огромный бурдюк. Тяжело вздохнув, она не без усилия выкатилась из-за стола.
– Спасибо мне за прекрасную еду, – произнесла она, преисполнившись к себе искренней благодарности. – Видишь, хозяин, и от меня иногда бывает толк.
Гур-Кемаль спорить не стал, проводив ее нечитаемым взглядом.
***
Утром Иннара проснулась от тихого плеска воды. Разлепив веки, не сразу сумела сообразить, почему лежит на чужой жесткой кровати и видит перед собой чужое окно – крохотное и круглое, словно вход в змеиную нору.
Правда, события минувших дней вернулись в память довольно быстро, а вместе с ними и понимание: это Гур-Кемаль моется сейчас в купальне, которая находится в комнате, где безмятежно спала Иннара.
Она на всякий случай оглядела себя – не доставила ли любопытным мужским глазам удовольствие лицезреть ее в непотребном виде? Но нет, все выглядело вполне пристойно. Чистое нижнее платье (свое старое, ношеное почти три дня кряду, она не смогла заставить себя надеть) не слишком-то и задралось, изумрудное покрывало не сползло, а значит, любопытные мужские глаза могли ограничиться только богатым воображением.
С другой стороны, было ли калеке дело до разглядывания какой-то там бродяжки, валявшейся сейчас на его единственной кровати? Пусть даже молодой и сказочно красивой бродяжки.