Мужчина теперь вовсе не выглядел сгорбленным и жалким. Разогнувшись и расправив широченные плечи, он почти задевал макушкой низкий потолок и, казалось, занимал собою все свободное пространство – Иннаре оставалось лишь совсем немного места у противоположной стены, где край уродливо длинной лавки больно врезался под колени. Дышать, и то получалось с трудом: в этой тесноте даже воздуху негде было поместиться.
Хозяин этаких роскошных хором неучтиво повернулся к Иннаре спиной, оперся здоровым бедром о край доски, заменявшей столешницу, вытащил из бочонка пробку, вымыл руки, с видимым наслаждением умылся и провел мокрой пятерней по вьющимся волосам. Иннара, не зная, куда себя деть, принялась выкладывать на стол спасенные фрукты. Их густой, тягучий аромат защекотал ноздри, и она украдкой поднесла к лицу ладонь, густо пропахшую апельсиновым соком.
– Голодная? – ухмыльнулся калека, вновь развернувшись к ней передом. – Угощайся.
Иннара не заставила себя упрашивать. Схватила апельсин, казавшийся самым мягким, разорвала ногтями тонкую кожуру и принялась прямо с нее поедать умопомрачительно вкусную, сочную мякоть. Сладкий сок пачкал губы, щеки и нос, противно стекал между пальцев, но Иннара жадно ела, не в силах остановиться ради такой мелочи, как культура поведения в обществе.
Не до культуры, когда от голода начинает темнеть в глазах.
Калека в немом изумлении вскинул черные, с крутым изломом брови, и уже открыл было рот – видимо, чтобы съязвить, но входная дверь в крысиную нору снова скрипнула, и на пороге возникла полноватая женщина с аппетитно благоухающей тарелкой.
– Явился уже? А я думала, ты ли топчешься, или послышалось…
Она осеклась на полуслове, увидев в полумраке кухни вовсе не своего соседа, а какую-то неизвестную тетку, и забавно выпучила глаза. У замершей от вида жареных каштанов, маленьких кукурузных початков, вяленых фиников и запеченных на огне моллюсков Иннары заурчало в животе. В следующий миг, не сговариваясь, они с калекой поменялись местами, вновь проехавшись друг по другу телами – она ринулась к рукомойнику, он – к сказочно щедрой незнакомке.
– Чур меня, – совладав с первым потрясением, гораздо тише сказала та. – Сперва показалось сослепу, что к тебе вернулась жена. А у тебя, выходит, гости?
Иннара, потянувшаяся было к бочонку, чтобы вытащить пробку, замерла, разрываясь между желанием услышать ответ и острой необходимостью смыть с кожи липкий апельсиновый сок.