– Не буду. Не хочу. Не могу.
Она молчала ещё несколько дней. Глафира наблюдала за ней, всё же опасаясь нервного срыва, истерики, обычных женских слёз, но ничего этого не было. Ангелина выглядела сосредоточенной, спокойной; потихоньку начала ходить, иногда морщилась или прихрамывала; порой рассматривала одежду, которую носила. Водила задумчиво пальцем по рисунку и коротко вздыхала. Ни разу она не подошла к окну и не попросилась на улицу, словно за порогом этого старого дома пролегла черта, которую страшно было переступить.
Как-то утром Ангелина спросила:
– На мне не было цепочки?
– Нет, милая, ничего не было, никаких украшений. Хотя вижу, что серёжки ты носила раньше.
– Я их сняла сразу, как только вернулась. – Глафира молча присела рядом с ней, поняв, что гостья готова поделиться воспоминаниями. Ангелина смотрела прямо перед собой, в стену крохотного чулана, где ощущала хотя бы минимальную безопасность. Взгляд ничего не выражал, словно глаза были слепыми. – В тот вечер я была на помолвке моей подруги.
Она начала размеренно говорить о мужчине, с которым жила последние три года. Именно от него Ангелина забеременела, о чём и собиралась рассказать ему, если…
– Если – что? – тихо спросила женщина, предчувствуя, что из-за него и случилось непоправимое.
– Трудно объяснить, но я попробую. Мне не хотелось бы выглядеть в ваших глазах слабой, терпеливой тряпкой, а, наверное, так и есть. Понимаете, Ефим вёл себя странно, когда мы оказывались в любой компании. Он ни разу не танцевал со мной на этих самых встречах, не ухаживал, всячески дистанцируясь. Только за столом рядом сидели, а потом его и не увидишь: выбирал самую некрасивую женщину и весь вечер вокруг нее павлином ходил. Ефим говорил, что ему жалко её, потому что она безобразна, как грех, и никто не обращал внимания на такую страхолюдину, а любил он только меня, и никогда не изменял. Я понимала, что это глупости. И, само собой, мне было это противно, но ему всегда удавалось отмахнуться от моих, прямо скажу, робких вопросов. Но вышло так, что у меня случилась… задержка. Появилась надежда на беременность. Я была счастлива. Очень хотела малыша. Я ведь сирота. Меня воспитывали чужие люди. Я им благодарна за это, только они меня не любили. Сами сказали об этом, как только я начала что-то понимать. Приказали звать их по имени-отчеству… Но это не имеет отношения к делу. Просто мне хотелось родить, пусть только для себя. Хотя, честно говоря, я была уверена, что Ефим очень обрадовался бы, узнай он о беременности. В общем, я предупредила его, что больше не приму поступков и объяснений, унижающих меня. Сказала, что если я ещё раз останусь одна на любой встрече или вечеринке, то просто уйду от него. Ведь если он не уважает меня, то и ребёнок будет так же относиться. К чему тогда мне такой мужчина рядом? Правильно же?