Когда, следуя неизменному сюжету сновидения, незнакомка в траурном одеянии медленно повернулась к нему и откинула с лица черное кружево вуали, Юджина не выкинуло из сна, а словно пригвоздило к месту. Он застыл от ужаса ожидания неизбежного.
Она стояла напротив, бледная и безмолвная, и по белому – в снег – лицу текли слезы. Черные глаза были наполнены тоской и таким горьким укором, что у него сжалось сердце. Сонм лиц промелькнул в момент перед его мысленным взором, и он выловил из него воспоминание. Он ее вспомнил. Он и забывать ее не смел. Ведь она его спасла.
Во сне Юджин вдруг потерял способность говорить, и суженая у алтаря тоже молчала, продолжая тихо страдать. Где-то, словно вне пространства, раздался бой часов. Как и все в этом странном искусственном мире, часы не звенели, а сухим треском отсчитывали истекающее время. В этом бое не было торжественности, цепляющей за струны души. Он больше напоминал глухие удары мешка со стружкой о стену, но тем не менее сейчас этими звуками измерялись секунды.
Страх прошел без следа. Было даже непонятно, чего он боялся. В сердце осталась лишь неизведанная ранее горечь, горько было и на языке. Невеста в черном протянула ему хрупкую руку, и он коснулся в ответ ее тонких ледяных пальцев, после чего она просто растворилась в воздухе вместе с алтарем и высокими муляжными стенами, а Юджин очнулся на своем диване, в неудобной позе и помятой одежде. Яркий свет слепил глаза, на широком экране телевизора в полной тишине быстро и дергано менялись кадры какого-то музыкального клипа. Видимо, он отключал звук во время рекламы, да так и заснул. Во рту стояло мерзкое пивное послевкусие. Горечь. С грохотом отодвинув от дивана столик, так, что пустые бутылки, опасно закачавшись, еле удержались на стекле, Юджин поднялся и, на ходу стаскивая с себя футболку, перебрался в спальню. Рывком сдернув на пол покрывало, он ничком бухнулся на кровать прямо поверх одеяла и мгновенно уснул без сновидений.
***
Утро встретило его пасмурной серостью за окном и тоской в душе. Пробуждаясь ото сна, Юджин постепенно вспоминал свое завершенное, наконец, сновидение. Откуда-то он знал, что этот кошмар больше не будет беспокоить его. Забытый эпизод долго пробивался к нему из подсознания через невидимые преграды, странными способами, сквозь муторные, тяжелые грезы, но сейчас все встало на свои места. Сон перестал быть страшным. Теперь больше пугала явь.