Нужно срочно разобраться в происходящем и придумать, как выкручиваться. Пока не заставили драться с очередным господином.
– Ничего не помню! – простонала я и распласталась на кровати, очень убедительно изображая полное отсутствие сил.
Госпожа Лю как будто сильно перепугалась и, наконец, встала с меня. Определенно так было лучше.
– Чего ты не помнишь, старшая сестрица?
На хорошеньком девичьем лице отражались смущение, расстройство и неверие.
– Ничего не помню, – произнесла я и со страдальческим видом прикрыла глаза. Чтобы усилить впечатление, продолжила: – Ни кто я, ни кто вы.
Служанка принялась жалостливо причитать, в то время как госпожа Лю словно бы онемела от таких невеселых новостей.
– Но как же так… – пробормотала девушка вцепившись свой веер так, что непонятно было, как еще он, бедный, не разломился. – Ах, я сживу со свету этого прохвоста Ланя! Как он посмел навязывать мне свое общество и – более того! – вредить тебе, моей дорогой сестрице!
В огромных, трогательных глазах госпожи Лю стояли слезы. Она, казалось, искренне расстраивалась из-за того, что ее телохранительница потеряла все воспоминания о своей нынешней жизни.
– Не беспокойтесь, молодая госпожа, – принялась успокаивать хозяйку служанка, которая расстраивалась из-за слез барышни, а никак не из-за плачевного положения Ли Ю Сян, которой теперь стала я. – Маленькая госпожа Ли наверняка в скором времени оправится. Иначе и быть не может!
Чем больше говорила служанка, тем уверенней улыбалась молодая госпожа Лю. На ее личике просияла искренняя светлая улыбка, отчего и без того красивая девушка похорошела еще больше.
Не хотелось разбивать надежд юной красавицы, но и утешить ее у меня не имелось никакой возможности. Так уж вышло, что Ли Ю Сян никогда больше не оправится.
Потому что она, должно быть, просто умерла. И теперь я за нее…
Так себе перспективка, если говорить совсем уж честно. Телохранитель – это в первую очередь человек, который в силу профессии бывает бит. Сильно. И это еще в лучшем случае. А я была ко всему прочему по жизни не то чтобы идейной пацифисткой… Просто от одной мысли, что можно кому-то причинить боль, я холодела. Что-то вроде фобии. Не нравилось мне, когда людям плохо. Да и сама я боль переносила с большим трудом, доводя до нервного тика всех медсестер, которым доводилось брать у меня кровь или, хуже того, ставить уколы.