А молодой номарх уже не думал о матери. Им овладело чёрное отчаяние. Крик о проклятье богов озвучил гнев, но вырвался он из самой глубины души. Не так давно Нахт надел венец правителя. И несчастья почти сразу посыпались на его голову. Невиданные разливы Нила уходили поздно, а приходили рано. Зерно не успевало вызреть, а то, что успевало – гнило на корню. В сети рыбаков попадалось больше мусора, чем рыбы, а дичь ушла из опасных районов далеко на запад. А на юге жестокий фараон, предки которого не так давно уже прошлись огнём и мечом по этой земле, ждал подати и никакие оправдания слышать не желал.
– И какой безумец напророчил мне счастливую и долгую жизнь при рождении, – прошептал молодой номарх, покачав головой. – Всё счастье в моей жизни закончилось в тот момент, когда я надел этот венец.
Он снова тяжело повёл плечами и, поднявшись, подошёл к окну. Дворец стоял на возвышенности, и древняя столица Нижнего Египта Пер-Уаджет лежала перед ним как на блюде. Над узкими, словно целиком вытесанными в камне улочками висел мерный гул. Суетились и куда-то двигались люди, выглядевшие как трудолюбивые скарабеи. А молодому номарху казалось, что он чувствует на себе их взгляды.
Разумеется, это было не так. Кто бы решился пялиться на белокаменный дворец господина, даже если бы и сумел разглядеть стройную фигуру в одном из многочисленных окон. Так, разве что бросить один короткий опасливый, но полный надежды взгляд и снова браться за работу. Молодой номарх знал, с кем все эти безликие суетливые жучки связывают свои надежды: с богами и с ним, с благородным Нахтом, господином северного нома Нечеруи. А вот ему самому надеяться было не на кого.
Тихий шорох занавеси привлёк внимание мужчины, и он обернулся. У входа, склонившись почти до пола, стоял молодой раб и ждал, пока хозяин соизволит обратить на него внимание.
– Что тебе? – холодно спросил Нахт.
– К тебе пришли жрецы, господин, – ещё ниже склонился раб.
– Зови, – тяжело вздохнул номарх. – По одному!
– Как будет угодно господину, – отозвался раб, скрываясь за занавесью входа.
Нахт позволил себе короткий усталый взгляд в окно и, придав лицу холодное невозмутимое выражение, вернулся на возвышение. Люди не должны были знать, что происходит с их господином. Даже жрецы. У номарха нет права на слабость.