– Тише, тише…
Мерес-Анх испуганно сжимала резные подлокотники, на её искусно подведённых глазах показались слёзы, но Нахт больше не хотел молчать. Что пробило брешь в доспехах его самоконтроля, бессонная ночь, предстоящая катастрофа с налогами или просто долго копившееся раздражение, наконец, порвалось наружу, не знал даже он сам. Но был полон решимости высказаться до конца.
– Ты знаешь, я бы склонился. Да, склонился сам, без чужого клинка у горла. Просто потому, что понимаю – Египту нужен единый правитель. Свары и склоки разоряли наши номы, стоили бездну золота и многие тысячи жизней. Но Усефаис, как и его предки, не пришёл сюда, как добрый господин и рачительный хозяин. Он ведёт себя как разбойник в захваченном городе: забрать всё, вычерпать до донышка и увезти, а что там выжившим останется – неважно. Такой правитель иссушает наши земли быстрее, чем все междоусобицы вместе взятые. Если так пойдёт и дальше, то если не мне, то моему сыну точно не понадобится наследник, потому что ему нечего будет наследовать!
Нахт готов был говорить ещё долго, выплёскивая в лицо матери всю накипевшую боль и горечь, но вдруг из-за скрывавшей оконный проём занавеси упал тяжёлый медный светильник. Несколько секунд и мать, и сын, забыв, как дышать, следили, как он катится по каменным плитам пола, подскакивая на стыках и громко звякая.
Молодой номарх опомнился первым. Вскочив так резко, что стул отлетел назад, он сорвал со стены один из развешанных там клинков и бросился к окну. Бесценная ткань жалобно затрещала, когда он рванул её в сторону, одновременно замахиваясь коротким изогнутым мечом. Но проём был пуст. Забыв о достоинстве номарха, Нахт почти по пояс высунулся в окно, пытаясь осмотреть всё и сразу. Но двор далеко внизу пустовал, а на выступающую крышу забраться было и вовсе невозможно. Не говоря уже о том, что подняться без верёвки по покрытой мелкой резьбой стене сумела бы разве что кошка, но и то не точно.
В какой-то момент ему показалось, что среди каменных лепестков резьбы мелькнула тёмная тень этой самой верёвки. Но стоило ему сморгнуть, как он понял, что обманулся игрой света.
Зато из комнаты слабым голосом позвала мать:
– Сын мой, достойный жрец Ахтой пришёл и готов помолиться за твоё благополучие.
Бросив последний взгляд на стену и убедившись, что двор всё так же пуст, Нахт неохотно обернулся.