При виде денег у дядьки загорелись глаза. Он тотчас же отправил меня обратно, но как я ни старалась, завеса не пускала меня дальше опушки леса. Так мы и поняли, что проход открывается лишь на короткое время. И к следующему разу были готовы.
С тех пор каждый год на излете осени я брала сумку, провизию – а позже еще и арбалет, – и отправлялась вверх по Холму за завесу. Шныряла по старым развалинам и окраинам поселения, полного нечисти. Ночью пряталась от тварей, а днем искала и собирала все, что хоть как-то подходило на продажу. После же возвращалась к дядьке, который сбывал вещи с Холмов на столичной ярмарке, поднимая неплохие деньги, чтобы безбедно жить до следующей Волосовой ночи.
– В тебе течет нечистая кровь, Марика, не забывай об этом, – не уставал повторять Штефан, любовно пересчитывая монеты, пока я, спрятавшись в темном углу подальше от глаз очередной дядькиной женщины, грызла привезенные из столицы медовые орехи. – Если не хочешь на костер, держи наши вылазки в тайне. И всегда помни, кем был твой отец. То, что ты приносишь с Холма, – лишь малая часть того, что он должен нам за зло, причиненное нашей семье. И он заплатит.
– Заплатит, – кивала с набитым ртом я, мысленно предвкушая, как через год снова окажусь на Холме среди туманного, необычного и запретного. – Заплатит.
Дядьку такой ответ устраивал. Он добрел, щербато улыбался сквозь усы и рассеянно гладил меня по голове шершавой ладонью.
– Молодец, Марика. Умная девочка. Молодец.
Год назад дядьку Штефана убили. Отчасти это было связано с нашей тайной – прознав о велицком егере, у которого раз в год невесть откуда появлялись большие деньги, его подкараулили и ограбили разбойники, оставив истекающего кровью мужчину посреди пыльного тракта. Виновных нашли и повесили, примерно тогда же очередная пышнотелая вдовушка, скрашивавшая ночи Штефана в егерской сторожке, по-тихому сбежала в далекие Мары, прихватив из дома все, что плохо лежало. Я осталась одна – без внятной цели и средств к существованию. Дядька, всю жизнь умевший держать секреты, не успел поделиться со мной ничем. Я не знала, где мог быть схрон с деньгами – и был ли он вообще. И даже имя посредника в столице, скупавшего принесенные из-за завесы вещи, мне было неизвестно.
Возможно, стоило последовать за любовницей Штефана и уехать в город на поиски лучшей жизни. Но что-то меня держало. И я осталась в Велице – благо, до диковатой воспитанницы егеря, живущей на отшибе у подножья Холма, ни сватам, ни сборщикам налогов не было дела.