Мне надо было хотя бы прийти в равновесие. Потому что прийти в себя надежды никакой не было.
Я расставил ноги на ширину плеч, а потом дал пяткой по гадскому зеркалу. Оно осыпалось новогодней лавиной с крыши, сверкая осколками, как блестками инея.
– Это что за… – дальше я мерно и максимально кудряво протрактовал русские ругательства, известные и неизвестные мне, не обращая внимания на повторы и тафтологии.
Со вкусом и смаком, пока не стало легче.
Баранистый мужик приоткрыл глаза, но прикрыл рот ладонью.
Я повыше подтянул штанцы из шелка, перешел на цензурный язык, спросив у барашка, в какой стороне тут сортир. Хотелось проблеваться и забыть этот кошмар навсегда. Даже выпить желания не было. Внутри извивалась жалкая мыслишка: если я буду всё время трезвый, может, этот кошмарный сон сам по себе рассеется? Ну, чё ему надо? Напугать. А дальше? Проснулся и забыл!
Ну, я же не девица. Не женщина даже. Я Иван Сусанин, тренер по боям без правил, за убийство по неосторожности отсидевший пять лет в местах весьма отдаленных и очень холодных, выпущенный за примерное поведение. Дали на самом деле десятку. Но я по струнке ходил, мечтая о свободе каждую секунду.
Тройное зеркало в совмещенном санузле показывало блондинку Соньку с трех сторон. Девица не могла похвалиться богатыми прелестями ни сзади, ни спереди. Видимо, она полагалась на золотые локонцы и круглые прозрачные глазюки, а в зал не ходила. Хотя, какой у них в средневековье спорт? Разве что на метлах летают. Но это черноволосые ведьмы, а не идиотки-блондинки. Почему средневековье? Ну, как же, баранчик-то в шелках, да кружевах, на шее жабо, на голове локонцы.
Хотя… могло и свезти! И сейчас легендарный тысяча девятьсот тринадцатый год, когда всё стоило дешево, а наши прабабушки были юными девушками.
«Ничего, Вань, прорвемся. В тюрьме выжил, и тут как-нибудь», – начал я мысленно.
Я пытался уговорить себя, но хотелось выть, кататься по полу и рвать золотые локоны до лысины. Я ограничился тем, что попинал стену, взвыл от боли, ноги-то босые, и встал посредине ванной верстовым столбиком.
– Тихо, – выйдя из ступора, я сел на край розовой ванны, – вытьем горю не поможешь, надо сосредоточиться и вспомнить, что эти крылатые уроды-полицейские говорили о списке, о двадцать девятом числе, может, в их болтовне была подсказка, как мне теперь отсюда выбраться?