— Здесь всё настоящее, — наконец произносит он, тоном, будто других вариантов и быть не могло.
Я пытаюсь переварить эти слова, когда Кийо вдруг замирает. Ощущение, что глаза чуть сужаются, взгляд уходит в сторону, будто он уловил что-то, чего я не могу ни видеть, ни слышать. Напряжение в комнате становится ощутимым. Невольно тоже напрягаюсь, сердце учащённо бьётся.
— Что такое? — спрашиваю я.
Кийо медленно поворачивается ко мне и как будто с трудом возвращается к разговору.
— Время пришло. — Осакабэ-сан ждёт нас.
Я сглатываю и чувствуя, как потеют ладони, поднимаюсь на ноги. Кажется, выбора у меня всё равно нет.
Кийо открывает дверь, и я невольно замираю на пороге. Передо мной не тёмная улочка и не узкая дорога, по которой мы сюда подъехали, а нечто совершенно иное.
Просторный двор, больше похожий на территорию какого-то старинного дворца, расстилается перед глазами. Небольшие каменные дорожки петляют среди идеально ухоженных клумб и деревьев, покрытых серебристым светом луны. Прямо перед домом раскинулся пруд, гладь которого отражает звёзды так чётко, будто это второе небо. Через пруд перекинуты изящные мостики, тонкие, словно паутина, и ведущие к ещё более прекрасным уголкам сада.
Но это не самое удивительное. Ночь вокруг… живая.
Светящиеся кандзи, словно танцующие в воздухе огоньки, парят в разных уголках сада, переливаясь тускло-золотым светом. Они движутся медленно, создавая иллюзию, словно плавну танцуют на невидимом ветру. Кажется, будто весь сад разговаривает на каком-то древнем языке, который я не могу понять.
Я делаю шаг вперёд, чувствуя, как холодный воздух касается кожи. И тут замечаю... существ.
Сначала краем глаза, потом всё явственнее и ярче. В пруду что-то движется, длинное и изящное, как змеиный силуэт: то ли дракон, то ли огромная рыба с чертами человека.
Вдоль дорожек прогуливаются фигуры в традиционной одежде. Их лица размыты, как отражение в воде, но взгляды цепкие, внимательные. Я различаю ёкаев с удлинёнными ушами и огромными лапами, напоминающими когти зверей.
В глубине сада мерцают цукумогами: старые зонтики, фонари, музыкальные инструменты, ожившие и блуждающие. Шустрые такие и любопытные. Есть ещё кто-то, но я пока не могу разглядеть.
Мурашки бегут по коже, когда я осознаю, что все они смотрят на меня. Не приближаются, не говорят, но их взгляды цепляют — внимательные, задумчивые, словно оценивают. Тишина настолько глубокая, что я слышу собственное дыхание.