Протасевич оживился и махнул рукой, мол, сворачиваем влево.
– Тут как раз Подкняжья за углом начинается, – сообщил он. – Неужто заинтересовались?
Мы свернули на перекрёстке, однако ж далеко уйти не вышло. Мимо неспешно тряслась пролётка, но вдруг резко затормозила, когда чей-то голосина гаркнул:
– Да вот же ж она, Епифан Ермолаич!
Пристав Тамарцев собственной неприятной персоной.
– Мадам некромантка!
Я обернулась. Ну да, он самый. Типичный недалёкий служака, однако ж из тех, что способны вцепиться в горло и держать до конца.
– Тихо, чего орёшь, – рявкнул на сопровождающего пристав. – Мадам, извольте в пролётку, мне приказано доставить вас в отделение.
В пролётке, кроме него, сидели ещё два полицейских. Одного из них я знала. Бурмистр Юрков, под два метра ростом, тощий, но силой не обиженный: в два счёта снял с балки подвешенное тело купца Гордеева. Хотя Юрков узнал меня первым, он и кричал «вот же ж она».
– Ну вот, – обрадовался Протасевич, – я же говорил, что господин полицмейстер вас консультировать пригласит.
Для консультаций в таком тоне не приглашают, скорей уж на допрос.
– Показания отправлены с посыльным ещё утром, – вежливо сообщила я Тамарцеву.
– Как же-с, видал, – тот скривился как от зубной боли, – толково пишете, рука-то явно привычна.
– Последние пять лет я работала полицейским некромантом в префектуре Гренобля, впрочем, вы и сами это знаете.
Тамарцев скривился ещё сильней, так что я поняла: ответ на свой запрос он уже получил.
– Мадам Бланшар, садитесь в пролётку, время у меня не резиновое, – буркнул пристав. – Истомин, слазь, ногами дойдёшь.
– Да как же, господин пристав, – заканючил второй сопровождающий, которого я, возможно, и видела, но не запомнила, так как был тот совершенно неприметен. – Вы же обещали до Кудияровой горы подкинуть!
– Не срослось, братец, – пожал плечами тот, – сам видишь, мы мадам некромантку раньше поймали.
Пришлось бедняге выходить, но я-то не собиралась быть «пойманной».
– Объясните причину моего задержания.
– Да что вы, сударыня, – заюлил Тамарцев, – это его благородие господин Дрожкин с вами побеседовать желает. И… – он замялся, – велено мне извинения свои принести, а я-то что, я – человек маленький, велено – приношу.
– Неожиданно, – протянул Протасевич, – это за что же полиция извиняется?