- … а я тебе сказал, что тачку в сервис загнал! Я бы и сам починил, но мне некогда… Чего ты ржешь?! Сам ты нифига не умеешь! Короче, скоро приеду, так что хорош орать!.. Я знаю, что Пашка в этом районе, но она, видите ли, опять выбесилась на меня из-за своей летающей собачки… Да ничего я такого не сказал, это вы все больно обидчивые стали!..
И в этот момент на нее снова накатила та самая удушающая полутьма, и Ника сжала набалдашник трости задрожавшими пальцами. На глаза навернулись слезы, в горле засвербило от отвращения к самой себе. Она повернула голову – все обитатели остановки смотрели на нее… Нет, не так – не смотрели – {поглядывали} – с отчетливым отвращением, чуть отодвигаясь, отступая подальше, как будто она была измазана чем-то омерзительным, и они опасались об нее испачкаться. Были и те, в чьих глазах читалась сочувственная брезгливость, словно она была каким-то обломком человека. Вздрогнув, Ника зажмурилась, а когда открыла глаза – на нее не смотрел никто. Может, ей померещилось? Нет, они наверняка отвернулись только что. Всхлипнув, она поднялась, глядя на появившийся на горизонте раскаленный трамвай – и поняла, что это и был ответ. И вновь возникший в голове голос согласился с ней. Это действительно был ответ. Это был очень хороший способ. Это была холодная покойная вода. Только нужно было успеть до того, как трамвай замедлит движение.
Сделав шаг прочь от скамейки, Ника заметила, что раздраженный человек, продолжавший говорить по телефону, теперь смотрит на нее в упор, сдвинув брови, и в ту секунду, как ее взгляд упал на него, он почему-то быстро огляделся, спрятав телефон. Тут же забыв об этом, она отвернулась и захромала вдоль рельс навстречу приближающемуся трамваю, стуча тростью по раскаленным плитам. И когда громыхающий и пыхтящий, словно доисторическое чудище, трамвай был уже совсем рядом, Ника выпустила из пальцев трость, которая была ей больше не нужна и, развернувшись, с облегченным вздохом упала на рельсы прямо перед надвигающимся на нее трамвайным рылом.
Точнее попыталась это сделать. Потому что в ту же секунду что-то схватило ее и легко рвануло обратно, улица кувыркнулась перед ней под истошный визг и скрежет тормозов, и Ника увидела лицо того самого раздраженного человека, в глазах которого на мгновение мелькнули странные неестественно яркие голубые вспышки, тут же бесследно пропавшие. Из кабины остановившегося трамвая раздался истошный матерный вопль, в котором смешались негодующие и вопросительные интонации, выдернувший ее с рельс человек тоже что-то заорал в ответ, на саму Нику при этом не обращая ни малейшего внимания, словно она была не человеком, а футбольным мячом, который он удачно словил. Закончив орать, спаситель поставил ее на асфальт, злобно велев: