Город понемногу оживал. Людей не прибавилось, но хотя бы улицы не пустовали. Стучали молотки, пахло краской и олифой. Город отстраивали – малоэтажно, как в старину или в дереве, но хоть что-то. Такой город уже можно было защищать – чай, не голые стены, да к тому же с прорехами, и строители в паре с двумя командировочными столичными магами начали укрепление городских границ.
По уму, городские стены должны были стать первостепенной задачей, но тем, кто строит, тоже нужно где-то жить. Осенью, с первой волной реконструкции, строили времянки, за зиму – короткую, но влажную – изрядно просевшие, так что сейчас восстановители города в первую очередь заботились собственным жильем на ближайшее время. Грэм не мешал, только контролировал понемногу. Начальника же стражи дела города вообще не заботили – он, как Грэму казалось, из казарм прогуливался разве что до таверны, чтобы напиться и забыться до следующей смены. С какой-то стороны Грэм его понимал – командир прошел войну, видел демонов в бою, сражаясь с ними лицом к лицу, клинок к клинку, и теперь мечтал лишь о покое и забвении в тихом уголке.
Сам Грэм тоже регулярно приходил в таверну, садился за отдаленный столик и хмуро глядел перед собой, боковым зрением подмечая то, что творилось в зале. Особое внимание, разумеется, доставалось рыжеволосой разносчице. Грэм не понимал странного отношения города к ней. Открытой неприязни он не увидел ни разу. Ни оскорблений, ни физической расправы – ничего. Самое активное, что было, это приставания Лиса, которые также далеко не заходили – там пощипал, тут полапал, пару раз потянулся поцеловать... Грэм в тот миг едва не вскочил с места, с трудом сдерживая гнев на непосредственного подчиненного, не желавшего мириться с субординацией и навязчиво пытавшегося стать ему другом.
Свои приставания Марис, кстати, прекратил. Как-то внезапно, пару раз столкнувшись с Грэмом взглядом. То ли опасность почуял, то ли соперника – кто этого Лиса разберет?
Отношение хозяина таверны также выглядело странным. К рабыням, особенно нелюдям, так не относятся. Девушку он не бил, это точно. Ни разу даже руку не поднял, а времени в таверне Грэм провел значительно. Даже наоборот, уводил уставшую разносчицу, когда грациозные скупые движения становились слегка заторможенными, подстегивая оставшихся двух официанток быть порасторопнее. И как момент замечал – будто только за ней и следил, а не стоял за стойкой, выцеживая очередную порцию кислого пива. Был он, кстати, довольно старым, немного скрюченным, из-за чего и получил своё прозвище, хотя горба как такового у трактирщика и не имелось. Зато имелись живые карие глаза, настороженный взгляд которых парень то и дело ловил на себе.