Бог с ним, с Ляхом, а вот к украинцам у меня, как у многих русских, отношение двоякое. Их можно уважать за стойкость, восхищаться ими, жалеть, сочувствовать, но не любить. Ну просто не можешь ты любить того, по отношению к кому испытываешь чувство вины. И добро бы, если бы я в ту войну проявил трусость, но нет, все обстояло много хуже. На улицу выходили немногие, но они были. Потом, когда маньяк сдох, так и не добившись Третьей Мировой, они возвращались. Возвращались без выбитых передних зубов, с наспех сросшимися ребрами и с отбитыми почками, но возвращались с победой. Я бы тоже так мог и меня бы не испугали проклятые автозаки и тупые морды силовиков. Но я не сумел переступить через пресловутое чувство национальной гордости. Не смог и все тут. Поэтому и на улицу не вышел. Наверное, мне было бы легче, если бы я бездумно верил зомбирующему ящику и ярким плакатам. Таких было много, да что там, их было большинство. Этим было легче, ведь у них не было выбора. Я же выбрал исконный путь нашей интеллигенции: ничего не делать. Не участвовать, отстраниться, не навредить стране, понимая при этом все ее убожество.
Национальная гордость! Как сказал один мой друг: "Национальная гордость особенно сильна тогда, когда гордиться нечем!" Мой друг был из тех, что вышли на улицу, но меня он ни разу не упрекнул. И все же теперь он мой бывший друг, потому что я не могу смотреть ему в глаза.
Вот такая вот дилемма, хоть в гамлеты записывайся, занимай очередь. Впрочем, душевный разлад всегда был свойственен русской интеллигенции, вот только национальной гордости это почему-то не помогает. А ведь еще Гоголь, согласно текстам школьный сочинений, страдал двойственностью. Впрочем, Николай Васильевич был как раз малороссом, то-есть, по сути, тем же хохлом. Интересно, куда это меня занесло? Что-то я слишком много думаю последнее время. А ведь это очень вредно как для здоровья, так и для национальной гордости. Знаменитое российской самокопание, бессмысленное и бесплодное. Самокопание, плавно переходящее в самобичевание. Мне вспомнилось как я ворочал отвалом бульдозера некогда плодородную, а теперь ядовитую землю сумщины и думал, думал… Тактический ядерный взрыв, конечно, не водородная бомба, но все же напакостил он предостаточно. Нам, конечно, проводили дозиметрию и корректная бельгийская врачиха из миссии МАГАТЭ уже несколько раз предупреждающе поднимала бровь. Но мне было все равно. Нет, неверно, не все равно. Скорее я подспудно хотел, чтобы где-нибудь на теле появились язвы, как знак прощения. Наверное именно поэтому юродивые на Руси так лелеяли свои раны. Но я-то не юродивый, мне-то зачем?