А молодая барыня красивущая, баская, косточка тонкая, кожа белая, говор льётся, ровно ручеёк по камням. Как посмотрит на кого – тот в улыбке до ушей сейчас расплывётся. Как с барином в церковь выйдут в воскресенье – только любоваться обоими. На самом деле грех жаловаться Стешке, да хоть кому – упаси Богородица от иных господ, лучше и не надо. С других деревень на ярмарке что ни день слышно – нет житья от бар, чего только не творят, а наши чинные да не злые…
– Матушка-барыня! – девка прямиком метнулась в дверь флигеля, зная о привычке госпожи: любит та своими тонкими пальчиками ещё тёплые от поцелуев солнышка ягоды в туеске перебирать.
Внутри было тихо и прохладно, скрипнули под лапоточками натёртые воском половицы… Дальше-то в мокрых лаптях не сунешься, хоть бы вышел кто! Стешка сделала шаг вперёд, ко второй полуоткрытой двери и… немедленно оскользнулась на чём-то влажном и липком. И тут же почувствовала запах.
Что… Запах был тяжёлый. Страшный. И только мгновение спустя дошло до дворовой девки, что липкая жижа под ногами – здоровенная лужа крови. Много крови на вощёных половицах чистой барской горницы. И нелепое светлое пятно в этой луже – растерзанное тело молодой барыни. Изгвазданные красным юбки летнего платья, раскинутые, белеющие в полумраке, созданном плотными занавесями на окнах, руки, непостижимым образом сохранившие в кровавой луже чистоту тугие золотистые локоны волос.
Стешка зажмурилась. Язык присох к нёбу, ужас выпил из груди весь воздух. Ни жива ни мертва стояла, только тёплая струйка побежала по ноге под подолом – от неизведанного доселе страха.
В звенящей тишине прозвучал мужской голос – того, кто прятался в полумраке за изуродованным телом. Голос, превратившийся в почти нечленораздельный рык:
– Ну, чего встала?!
И тут же позвучало последнее слово, услышанное Стешкой в её короткой, так и не успевшей расцвести жизни. Голос теперь был искажён непередаваемым страданием и болью:
– БЕГИ.
ГЛАВА 1.
Выезд за город и особый подвид хомячков
Старенький праворукий минивэн тащил за собой небольшой прицеп, который был предназначен для целой кучи домашнего скарба семьи, выехавшей на лето подальше от городской суеты и пыли, душных ночей в бетонных коробках и постоянных простудных заболеваний шестилетних близнецов Паши и Геши. Дедушка парнишек упорно продолжал называть внуков Чуком и Геком, регулярно натыкаясь на протесты со стороны их матери.