Рядом с выскользнувшим из рукава свитком.
Ланэ, несмотря на показную плавность и мягкость, всегда была проворной, вот и сейчас завладела свитком раньше, чем Вилэй осознала произошедшее. Но развернуть не успела – младшая сестра, взвившись на ноги, выхватила свою драгоценность из чужих загребущих рук и, придерживая юбки, бросилась прочь.
Вернее, стратегически отступила.
Позади раздался возмущенный возглас, полный злости и обещания неотвратимой мести, и заполошные причитания подоспевших служанок.
Грация все же подвела безупречную Ланэ, и она тоже оценила мягкость садовой травы. И ее превосходные красящие свойства...
Сомнительно, что огненным послам придутся по сердцу неряшливые зеленые пятна на белоснежных одеждах возможной невесты одного из их племени. Хотя, если уж они и в самом деле сюда заявились, вряд ли такая малость их остановит. Но прочих незамужних девиц отец все же предпочел спрятать. Видимо, сам сомневался в идеальности своей любимицы. Или не сомневался в умственных способностях и остроте зрения фениксов, с коими так жаждал породниться?
В свои покои Вилэй вернулась в приподнятом настроении. Да, Ланэ обязательно нажалуется владыке, но это будет не сегодня. Даже у нее хватит ума не раздувать скандал, пока гости не покинут дворец. А там... Может, они сразу же предпочтут забрать невесту с собой? Судя по легендам, именно так у них и принято. Решится ли владыка оспаривать традиции тех, в чьей поддержке столь заинтересован?
– Госпожа!
Встретившая ее у порога Дайнэ едва не рыдала, и Вилэй тут же стало совестно.
Невысокая и тоненькая, с непривычно светлыми волосами, девушка вызывала у нее исключительно теплые чувства, да и заботилась о ней с редкостной искренностью, переживая за непутевую свою хозяйку всей душой; она же... И правда была непутевой, раз то и дело предпочитала не слушать разум, говоривший устами Дайнэ.
Единственного во всем огромном дворце – да и мире тоже – человека, которому было дело до нее, младшей принцессы из рода Чинэ, которую никто и принцессой-то не считал.
Сколько Вилэй себя помнила, она всегда была лишней.
Правда, помнила она себя лет с пяти; более ранние воспоминания никогда ее не тревожили, словно кто-то милосердно стер из памяти горькие, по уверениям отца, годы.
Сама принцесса была с ним не согласна. Она отдала бы все, что имела, лишь бы помнить маму. Во дворце даже ее портретов не осталось! Провинившаяся наложница, сосланная господином, и вовсе была бы предана забвению, если бы не родила дочь – и не умерла через пять лет, проведенных в муках душевной болезни. Но владыка недаром был отмечен богами. Благородный и сердобольный, он взял оставшуюся сиротой девочку во дворец и признал ее своей дочерью. Еще бы не признал, – зло думала Вилэй в минуты отчаянной ненависти ко всему несправедливому миру, – ведь сходства между ними не увидел бы разве что слепец. Добрейший владыка, к слову, даже имени матери ей так и не назвал, считая, что некогда предавшая его женщина этого недостойна.