- Я люблю тебя, - вдруг сказал он, когда я слопала приготовленный им ужин, уткнувшись в книгу.
- Угу, - прогундела я и, не отрывая взгляда от страницы, ушла к себе.
Я уже когда-то наблюдала этот дурацкий растерянный вид и похожий взгляд, правда, не на себе. Такими глупыми ходили почтенные дяденьки за моей матерью, когда та еще была чистой, ухоженной и в своем уме. Они дурели, когда вдруг в добродушной Агнесс просыпалась хищная богиня, волнующая и пробуждающая желание. Она просыпалась, потягивалась, чтобы повелевать, властвовать и принимать дары в обмен на наслаждение.
Я тоже решила попробовать властвовать, вдруг получится.
- Я люблю тебя, - снова повторил он утром.
- Степа, ты дурак? - спросила я раздраженно.
Начать властвовать я решила с хамства. Мне было шестнадцать.
- Да, дурак, - сокрушенно признался он.
С тех пор, с того лета, он стал для меня просто Степой.
Однажды я ответила на его поцелуй. Просто так. На улице был солнечный сентябрь — мой третий сентябрь с ним. За поцелуем была ночь, полная каких-то мутных признаний, которые я пропустила мимо ушей. По-моему, он даже прослезился.
Утром он впервые оставил мне деньги. Много денег, несколько новеньких хрустящих купюр.
Я сидела и смотрела на них, решая, смириться ли мне сейчас с тем, что я – самая настоящая шлюха и содержанка, и потратить деньги на что-нибудь веселое или швырнуть эти деньги ему в физиономию, состроить оскорбленную невинность и на несколько недель уклониться от секса под этим предлогом? Не решив, что делать, позвонила Ви. Но за ней увязалась эта чертова Офелия, и я трусливо спрятала деньги в ящик. Сам этот жест все и решил.
На эти деньги я вместе с Вираго удрала на первый в своей жизни вог-бал. Тогда еще зрителем. И это были мои самые лучшие выходные за много-много лет.
Я стала тянуть из Степы деньги. Много денег. Намного больше, чем он мог себе позволить. Он давал мне все, что я просила. Я хотела очередное платье, я получала платье. Я захотела играть на фортепиано, получила синтезатор и оплаченный год в дорогущей музыкальной студии. Я хотела пирожных ночью, я звонила Степе. Он приезжал утром, но утром мне хотелось арбуз, и бедный Степан Ефимович оставался наказанным. Без секса, без поцелуя, без нежного взгляда.
Вот тут не выдержала госпожа Майер. Одно – когда муж трахает школьниц, совсем другое — когда на мужниных шлюшек утекают семейные деньги. Людмила Аароновна, вздернув подбородок и сжав губы в ниточку, вызвала меня на разговор. Суть беседы сводилась к следующему: «Я – наглая шлюшка!», «Как мне не стыдно?!».