— В самом конце уже. Санитарный поезд разбомбили, прицельно, караулили. Со злости, верно, — предположила Антонина. Других идей, за что враг ополчился на раненых, нарушив все христианские законы и светские договорённости, она не имела.
Впрочем, нет, имела. Матушка, вспоминая Великую войну, всегда серела и называла тех, с кем империя воевала, нелюдью. Сама она на фронте не бывала, но наслышалась всякого и от мужа, и от своего старшего брата-кавалериста, который прошёл плен и чудом выжил, остался калекой — больше душой, а не телом. Но Антонина старалась, по заветам отца, избегать столь общих суждений и не развешивать ярлыки. А ещё малодушно старалась вообще не думать о той войне, пусть и получалось с трудом.
Некоторое время они молча пили чай, но в мыслях у обоих было одно: как причудливо переплетаются порой человеческие пути.
— Отчего вы не пошли по стопам отца?
— Хирургом? — уточнила Антонина. Весть о том, что новый начальник знался с покойным доктором Бересклет и был у того пациентом, приободрила и успокоила, отчего заговорила она более откровенно. Кажется, Березин был из тех людей, которые помнят добро, и уж хотя бы в память об отце не станет ссориться. — Струсила. Мертвецов я отродясь не боялась, да и навредить им уже нельзя, а живого человека резать и шить — нешуточная отвага нужна. У отца была, а мне не досталось… Что смешного? — нахмурилась она, потому что собеседник на этих словах хмыкнул в бороду, одарив девушку откровенно насмешливым взглядом.
— Вы выучились на врача и преодолели такой путь. И отваги нет?
— Это совсем другое, — смутилась Антонина, но похвала всё равно согрела.
До того, конечно, согрел чай, и девушку уже заметно разморило в тепле. Она расстегнула плащ, стянула косынку и вообще подумывала о том, что нужно снять верхнюю одежду, но ленилась.
— Ступайте спать, — заметил Сидор её состояние. — Я бельё вам положил, постелите сами.
— Мне бы умыться с дороги, — с надеждой посмотрела на него Бересклет, хотя по виду избы было очевидно: о водопроводе и горячей ванне тут заикаться не стоит.
— Да вон чайник возьмите, там ещё осталось.
— А… как тут вообще моются? — уточнила она не без стеснения. С одной стороны, узнать надо, да и как врач она иначе смотрела на принятые в обществе приличия, а с другой — незнакомый мужчина не казался лучшим собеседником для подобных деликатных вопросов, даже если он уже в почтенном возрасте. Как ни крути, всё одно — неловко.