Тряхнув головой, отбрасывая мысли о прошлом, я сделала шаг в сторону толстяка. В руку скользнула заговоренная монета (в отличие от жемчуга в шпильках — не фальшивая, а цельно золотая и даже не полая: приманка должна быть честной!). Кругляш тихо упал на пол и, повинуясь моей воле и магии, покатился по доскам, сверкая на солнце, остановившись у мужских лакированных туфель.
То, что надо. А теперь проверим вашу жадность, мистер усач. Приглашение прибыло. И если вы его примете, то на зов этой гинеи слетятся дрессированные призраки. А через пару дней — и я, под видом грозного экзорциста. В широкополой шляпе, с пистолями, заткнутыми за пояс, шпагой и зверски перекошенным лицом с недельной щетиной. Почему-то такой образ лучше всего продавал мои услуги клиентам, жаждавшим избавления от потусторонних сущностей. Молоденькая же пигалица заставляла их сомневаться как в навыках, так и в том, нужно ли платить всю сумму целиком. Так что…
— О, кажется, вы что-то обронили, сэр? — мягко, играя саму наивность, протянула я, нагибаясь быстрее толстячка.
На миг он замешкался, но, увидев в моей руке золотой, он на миг нахмурился. Однако по тому, как блеснули глаза коротышки, я уже поняла: попался.
Пухлая рука полезла в карман сюртука, и с мужских губ сорвалось:
— И правда, обронил.
Вот так всегда. Богатые редко упускали случай приумножить свое состояние. Обычно лишь один из дюжины честно признавался, что находка не его.
Пальцы толстяка уже потянулись к монете, а я уже мысленно прикидывала, сколько возьму за изгнание «внезапно появившихся» призраков из его особняка.
— Благодарю, юная леди. Храни вас боги…
— Это я обронил.
Голос прозвучал прямо у меня за спиной — низкий, бархатный… Он напоминал тихий рокот вечернего прибоя у утеса. Такой бы слушала и слушала, не говори он подобных гадостей! А его обладатель — не хватай меня за запястье своей рукой в белой перчатке.
Я обернулась.
Передо мной стояла во весь рост большая такая проблема. Высокая, широкоплечая, в мундире с капитанскими эполетами. Тот сидел на незнакомом мне брюнете точно доспехи.
Я прищурилась — тип стоял против солнца — и мне посреди жары вокруг вдруг стало зябко от ледяного взгляда этого профессионального разрушителя чужих планов. О том, что случившееся — банальная не жадность, а западня, я поняла, услышав: