В его голосе не было угрозы. Только факты. А эти сволочи, увы, были даже похуже сабли, приставленной к горлу.
Вот только услышав это, я мысленно возликовала. Капитан только что сам своим признанием дал мне карт-бланш. Ведь если брюнет не маг, то понять, что направляла монету я, он не мог. Интересно тогда другое: что этот тип видел?
Заметил ли, как я подбросила золотой? Если нет — то шанс обставить брюнета у меня еще был. И я поспешила им воспользоваться, изобразив удивление.
— Проклятой?! — выдохнула и даже сделала шаг назад, словно в мужских руках увидела ядовитую змею. А после прошептала, широко распахнув, будто от испуга, глаза и добавив в голос дрожи: — И раз я ее подняла… Теперь темные чары на мне?
— Нет, чернословие все еще на гинее, — отчеканил этот твердокаменный, словно кремень, тип и напомнил: — Приглашение.
— Да-да… сейчас, — затараторила я и дернула рукой, которую все еще держал брюнет.
На миг возникла пауза. Мужская ладонь не торопилась отпускать мое запястье, хоть уже и не сжимала его. А я ощупала через ажур своих и тонко выделанную кожу его перчаток странное тепло. Которое, несмотря на жару, было приятным…
Все это длилось не более секунды, а потом пальцы разомкнулись, и я, наведя суету, закопошилась в сумочке.
И хотя конверт лежал на самом верху, так что его край наверняка был виден даже этому бдительному типу, я, словно не замечая пропитанного дорогими духами прямоугольника, копошилась и копошилась в ридикюльчике. Старалась, чтобы образ перепуганной девицы был максимально достоверным. Даже подрагивание пальцев и судорожный вздох мне удались.
Наконец, спустя десяток секунд, поняла: еще немного — и переиграю. И наконец «увидела» приглашение. Вытащила карточку и протянула ее брюнету. Тот внимательно изучил и саму картонку, и витиеватый почерк Рисы, и золотое тиснение. Мне показалось: еще немного — и приглашение попробуют на зуб, точно гинею. Но нет, брюнет лишь скривился и вернул мне бумагу.
— Что ж, Оливия Додж… — нехотя произнес этот Кремень… Да, точно не мужик, а самый настоящий кремень, сомнения которого не разбили ни мое лицедейство, ни железные аргументы вроде именной (пусть и с чужой фамилией, ибо под своей настоящей появиться я не могла, и Риса это понимала) карточки. — Жаль, что радушие моего друга не знает границ…