Дом? Или “изба” было словом более подходящим? Она была тёмная, впрочем, на улице давно должно было стемнеть. Но даже в самый солнечный день, свет сюда бы пробивался тускло — через маленькие мутные оконца, с неровными, как будто запотевшими стёклами. Где-то потрескивало дерево — то ли печка, то ли сама изба ворчала от времени. Пахло пылью, с нотками старого дерева, золы и чего-то вроде… чего-то съестного. Роман вдруг слишком внезапно вспомнил, что совсем недавно едва ли не умирал от голода.
Воронцов лежал на лавке. Деревянной, явно видавшей виды, старой, но очень крепкой лавке. Слева от него белела массивная печь. Слегка растрескавшаяся по углам. На печи, прямо на её краю, лежал… Роман надеялся, что кот. Или клубок тряпья, который дышал. Или, как там его? “Борька”. Воронцов поежился, потому что до конца, что такое “Борька” уверен не был.
Рядом была полка с посудой и какой-то странной деревянной утварью. Медные кружки, глиняный горшок, ножи с костяными ручками. Всё это выглядело… не как в музее, а как будто использовалось. Только что. И много лет подряд.
По стенам шли тяжёлые лавки, на полках над ними лежали свёрнутые ткани, старые книги, чугунки. Сундук в углу.
Одной половицы не хватало. Вторая торчала, оторвавшись от своего положенного места. Дом не был уютным. Роману было не по себе, пожалуй… Он осторожно глянул на потолок – да – именно из-за них. Узоров. Стены были расписаны причудливыми узорами, красной и чёрной краской, которые перебирались на деревянный потолок. Они были красивыми, пускай не все линии идеальными, и где-то можно было рассмотреть лошадку со слишком большим хвостом, или вон те, казалось бы, кривые, вытянутые птицы… Нет, дело было не в рисунке.
Роман глянул на девушку — она всё так же молчала. Стояла к нему спиной и что-то там раскладывала, перебирала, скорее.
Красная краска больше напоминала запёкшуюся кровь. Чёрная… разлитые чернила? Роман не знал, почему от неё тоже становилось жутко. С другой стороны, краски явно старые. И в таком оттенке красного не было ничего… ну, особенного. Воронцов потерянно повёл плечами, будто скидывая с себя наваждение, и резко отвернулся. Узоры манили. Но и пугали.
И тут ему в голову ударило — не мысль даже, а воспоминание, когда бабулечки говорили. Мол, думаем, не увидит. Роман пазик увидел. Мол, не должен был. Но Воронцов увидел! Они ещё едва мимо него не проехали, если бы он следом не побежал.