Роман глянул на девушку, пытаясь кое-как опустить с лавки ноги и встать. Он только сейчас заметил, что его прикрыли пыльным шерстяным пледом. Из мокрой одежды на нём только трусы оставили, вон она, его одежда. Сушилась на верёвке в углу.
Он неуклюже сел, наклонился вперёд, кутаясь в плед.
— А это что значит? — спросил он. — Он и не должен бы видеть?
Девушка резко обернулась и подняла брови. У неё было поразительно выразительное лицо, но лишь на ряд эмоций. К сожалению для Романа, эмоций группы “презрение”, “пренебрежение” и, возможно, “усталость”.
— Ну? — настаивал Роман. — Почему не должен был? И кого?
Она пожала плечами, будто этот разговор ей наскучил. Но всё-таки ответила, тихо:
— Пазик. Кикимор. Живые обычно мёртвых не видят. Их видят мёртвые, да такие… – она помедлила, – такие как мы.
— Кто — “мы”? — тут же переспросил Роман.
Ответа не последовало. Он снова схватился за голову. Гудело так, будто в ней завёлся храм с колокольней. Ему перед сделкой один такой показали, мол, смотри, как звонарь старается. Роман православный храм и потуги его звонаря тогда не оценил, только вежливо покивал.
— Я видел, — вздохнул Воронцов. — Я же точно видел... вас всех. Пазик ехал по дороге, внутри три бабушки и дед сопел на заднем ряду, корзинки, внутри одной глаза светились, как вы его зовёте? “Борька”. Потом с места водителя та лапа когтистая показалась, а потом и сами старушки изменились в лицах, и…
Девушка подняла на него взгляд, и впервые в её лице появилось хоть что-то похожее на интерес. Не улыбка, не презрение. Скорее, внимание.
— Вот именно, — сказала она, не спуская с него глаз. — Видел. С тобой ничего похожего раньше не случалось, Роман Воронцов?
***
Сколько Роман ни ломал голову, он был абсолютно уверен: с ним такого раньше никогда не случалось. Ни кикимор, ни светящихся глаз в корзинке, ни пазиков, набитых подозрительными бабками. Ни людей, которые вроде бы живые, но говорят о себе будто мёртвые.
Девушка, по-прежнему не называясь, махнула рукой в сторону стола — мол, садись. Она накладывала из чугунного горшка еду. В тарелках оказалось... что-то. Крупа, но с неопределяемыми ингредиентами: то ли коренья, то ли грибы, то ли мясо — если повезло. Пар от неё шёл густой и пах... вкусно.
— Василисушка? — вспомнил вдруг Роман, как называли её те самые бабки. Он ей улыбнулся.