Она уже протягивала ему тарелку, когда резко одёрнула руку и тут же другой — замахнулась ложкой. Деревянной, но не менее угрожающей размерами.
— Ты ещё туда же! Мало мне этих кикимор, — прикрикнула она, — ещё раз посмеешь так меня назвать — останешься без ужина.
Роман вскинул руки в притворной защите, чуть не уронив плед.
— Но ты не сказала, как тебя зовут, — как можно невиннее протянул он и даже улыбнулся шире. Ну или попытался.
Она буркнула что-то неразборчивое и, фыркнув, наконец вручила ему тарелку. На этом её агрессия иссякла. Роман принял еду и быстро понял, что голод побеждает осторожность. На вкус похоже на тушёные коренья с чем-то — к счастью, без глаз. Особенно светящихся, Борька сопел на печке.
Девушка всё ещё не говорила, но и не уходила. Поставила себе тарелку напротив, села и принялась есть, молча, не поднимая глаз.
Роман между ложками исподтишка изучал её. Усталая, да. Вот и огрызается на него, наверное, от него у неё дел стало больше. А она и так очень устала. Воронцов подумал, что она всё-таки хорошая. Вон — пледом его накрыла. Одежду сухую не дала? Ну так, может, нет у неё мужской. Она ведь мельче его раза в полтора. Кормит. И не выгнала, хоть и могла бы. И Роман решил — хватит с него “выкать”, она же с самого начала на него “ты” говорила.
— Спасибо, — сказал Роман, подвигая к себе тарелку. Горячее, простое, но сытное — организм принимал без возражений.
Она пожала плечами, не поднимая взгляда.
— Так как тебя всё же зовут?
Ответа не последовало. Только снова то же самое пожатие плечами.
Роман нахмурился.
— Ну а как мне тебя звать?
— Никак, — отрезала она. — Не зови меня. Иначе на улицу в дождь выгоню.
Он хмыкнул, но всё же повернулся к окну. За мутным стеклом и впрямь лило как из ведра — вода ручьями сбегала по крыше, с шумом барабанила по подоконнику, будто кто-то монотонно стучал костяшками пальцев. Он не заметил. Да, она точно добрая, пускай и показывает обратное.
— Ночью через лес особенно опасно ходить, — продолжила она, всё так же не глядя на него. — Но ты под таким дождём далеко не уйдёшь.
— Спасибо, — Роман улыбнулся.
— Я тебе, тупица, считаю, сколько раз ты можешь умереть в этом лесу, а ты “спасибо”, — передразнила она, сморщив нос и подражая его голосу.
Роман только шире улыбнулся, почти по-детски. Что-то в ней было — такое, что не хотелось бояться.