Пазик трясся на каждой кочке. Скрипел всеми деталями сразу. Где-то под полом гремело железо, в правом окне дребезжала рама, а в районе потолка постоянно что-то постукивало и иногда капало непонятно чем. На поворотах автобус кренился, как лодка. Здесь их было много, Роман не понимал, почему дорогу через лес нельзя было проложить напрямую, но пазик входил в новый резкий поворот буквально каждые три минуты. Хотя бы весь пейзаж был абсолютно плоским, а то Роман сомневался, что это чудо на колесах заберется даже в небольшую горку.
На каждой кочке или ямке пассажиров чуть подбрасывало вверх. Воронцов сначала держался за поручень. Крепко, обеими руками. На одном особенно резком повороте его качнуло, и он стукнулся виском о стекло. Получилось довольно громко — глухой “тук”. Бабульки никак не отреагировали, только дедок на заднем ряду всхрапнул.
Роман потёр лоб, огляделся и заметил, что бабульки вообще не держатся. Они просто сидели себе, как сидели. Когда автобус подпрыгивал, они тоже чуть подпрыгивали и тут же спокойно плюхались обратно на сиденья. Без крика, без страха. Словно катались так с детства. Хотя. Нет, не “словно”, этот пазик явно с детства их и катал.
Воронцов тоже решил попробовать. Отпустил поручень, выпрямился. В этот момент автобус снова налетел на какую-то кочку. Романа подбросило, и он тут же вывалился в проход между сиденьями. Шлёпнулся боком, задел чью-то корзину. Та издала странный звук — там, кажется, был живой… петух?
Роман зажмурился.
— Извините, — буркнул он, пытаясь встать.
Одна из бабушек хмыкнула, но не сказала ни слова. Петух тоже промолчал, только из-под пёстрых платков уставился на Романа, как будто запомнил его в лицо. Воронцов осторожно устроился обратно на край сиденья и больше экспериментов не проводил.
Только. Э-э-э? У петухов горели глаза в темноте?! Или Роман насколько плохо разбирался в животных? Или ему показалось? Воронцов покосился на корзинку: но она больше не шевелилась.
Прошёл ещё, наверное, час. Роман не был уверен — сначала он считал до ста, потом в обратном порядке, потом снова вперёд. Согреться не выходило. Холод добрался до костей и остался под кожей. Запах бензина стал невыносимым. Тошнота подкатывала к горлу волнами, особенно на поворотах, когда пазик кренился и подпрыгивал. Роман зажмурился, уткнулся в рукав и постарался не думать. Как-то само собой пришло полудремотное состояние — что-то между обмороком и сном. Всё тело ныло, пальцы на ногах уже не чувствовались. В ушах шумела безмолвная река.