На ней было платье с фартуком. На подоле — вышивка. Чёрная нитка, неяркая, но аккуратная. Пояс широкий, тоже с вышивкой.
Воронцов не знал, что сказать. Слова как-то не приходили. Девушка тоже молчала. Только слегка наклонила голову. Кажется, ждала.
Если Роман, действительно, утонул, то чего и говорить? Но дедушка воспитал его вежливым и учтивым, даже если он умер, и его труп из реки выловили какие-то странные личности.
Роман прокашлялся.
— Эм… здравствуйте? – Какой же хриплый у него голос.
Девушка не ответила, но уголок её губ чуть дрогнул. Не улыбка, скорее — усталое подтверждение, ну, того, что она там про него думала.
Роман снова посмотрел на вышивку на её одежде. Мелкая, повторяющаяся, в каком-то старинном стиле. Фигурки сплетались вместе. О, отлично, галлюцинации не заставили себя ждать: Роман чем дольше на них смотрел, тем больше был уверен, что в узор собирались маленькие человечки и птицы, которые теперь кружились ему на потеху.
Роман оторвал взгляд от её пояса.
— Где я?
Вопрос глупый. Но спросить “мёртвый ли я”, представлялось Роману глупее.
Девушка наконец издала хоть какой-то звук. Она вздохнула.
— Живой? – будто осуждая, спросила она.
Роман чуть приподнялся. Голова закружилась. Он плюхнулся обратно.
— Я бы очень хотел это знать, – нервно рассмеялся он.
Она вздохнула. Закатила глаза. Но кивнула. Медленно. На лице ни одной эмоции, ну, может, презрение.
Он закрыл глаза. Шумно выдохнул.
— А бабушки говорили, утопленник… – пробурчал Воронцов.
— А ты побольше этих кикимор болотных слушай, — фыркнула она.
— Они… плохие? — не понял Роман.
— Они нормальные были, пока вещи свои не собрали да из домов в лес не убежали. Лет тридцать как на болоте живут, совсем последние мозги прогнили у них. — Девушка всплеснула руками и отошла куда-то в сторону, Роман не мог сесть, и, лёжа, её больше не видел. — Живого от мёртвого не отличить, это ж надо было!
Пауза.
— А вы кто? — на всякий случай решился уточнить Роман.
Она заворчала. Снова пауза. Половицы вдруг скрипели оглушающе громко.
— Меня Роман зовут, — первым назвался он. — Роман Георгиевич Воронцов.
Она фыркнула.
— Удачи, Рома. Ты ещё каждому упырю представься, больно ты живой.
Воронцов иронии не понял. Он-то и своё имя едва узнал, во Франции все звали его “Роман”, даже дедушка. Воронцов прадеда помнил, тот был последним, кто звал его “Рома”.