Я не хотела этого.
Я не хотела его.
Я просто хотела остаться в академии.
И почему же тогда моё тело выгибается ему навстречу, как будто оно — его собственность?
Он двигался внутри меня с такой уверенностью, как будто знал каждую мою слабость, каждую грань моей уязвимости, каждую миллисекунду, в которую я готова была сорваться с крика на шёпот и обратно. Его движения были размеренными, но властными. Он знал, что делает. Он был мужчиной, который никогда не просит — он берёт. И я была женщиной, которая, несмотря на весь ужас, позволяла ему это снова и снова.
— Ты чувствуешь это? — прошептал он, прикусив мочку моего уха. — Это не удовольствие. Это — твоя расплата.
Эти слова пронзили меня, как заклинание, как кнут, как признание вины, которую уже невозможно искупить. И в тот момент, когда я должна была возненавидеть его — сильнее, чем когда-либо, — моё тело содрогнулось от волны, которую невозможно было остановить.
И я… Я…
О, как же я ненавижу себя за это…
Он не сказал ни слова, когда закончил. Просто отошёл. Подал мне одежду. Без эмоций. Без ласки. Без благодарности. Как будто это была просто… встреча по расписанию.
Я одевалась молча, глотая внутри всё, что рвалось наружу. Гнев. Стыд. Удовольствие. Боль в ногах. Дрожь в пальцах. Пепел на месте души.
Когда я вышла из кабинета, дверь за мной закрылась с сухим щелчком. Я стояла в коридоре, глядя в никуда, с лицом, на котором, возможно, ещё оставались следы слёз — или пота — или его пальцев.
Я не шлюха. Я… просто делаю всё, чтобы выжить. Чтобы закончить учёбу. Чтобы не вернуться в мир, где меня никто не ждёт. И если ради этого мне нужно каждую неделю ложиться на его стол… Значит, я это сделаю. С высоко поднятой головой. И с проклятым красным бельём под формой, купленным в лавке «Ведьмина страсть» по акции.