Борис присаживается в кресло напротив с таким же стаканом в руке.
— Жаль. Помог бы мне тело прятать? — хихикнула. Нервное, наверное.
— Вы, Гавриловы, оба — психи! Тебе не полегчало? Мужика своего чуть не убила…
«Ну, «чуть» — не считается! И мне не полегчало», — не отпускает и все тут. Смотрю на свои руки, кручу стакан. Понимаю, что это только начало.
— Так помог бы? — какого-то черта меня заело. Стало важно знать, на чью сторону он встанет.
Ответом был прожигающий взгляд и не добрая ухмылка. Он такую на допросах раздает, когда людей пытает. Раньше было… Сейчас, не знаю. Вообще мало что знаю, оказывается. Столько секретов и тайн оказалось в шкафу. Сколько еще скелетов на меня посыплется?
— А хороший был бы план, — у меня язык начал заплетаться. — Закопать Гаврилова в лесу и поделить бизнес. — Щупаю почву. Трогаю его «струны». Важно понять мотив…
— Стерва. Тебя первую бы заподозрили. И пошли бы мы этапом, но в разном направлении. Поэтому тебе ничего не рассказывал. Ты же без тормозов совсем! Помнишь, тебя блатной мужик подрезал на дороге со своими дружками? Ты кинулась на троих здоровых мужиков с голыми руками, камикадзе в юбке, блин.
— Почему с голыми? У меня перцовый баллончик был! — я насупилась, что он не верит в меня.
— Я когда приехал, чуть со смеху не помер, Виола. Ты на одном верхом скакала, второй в отключке, третий пытается тебя отлепить от воющего буйвола. Чуть без глаз не оставила. Ладно, я сказал, что ты у нас «таво», наблюдаешься у психиатра.
«И ведь не соврал, почти. Я на таблетках была и ходила к психологу после потери ребенка», — опускаю лицо, чтобы он не видел гримасу фантомной боли. В полутемени не разглядеть, да и пряди волос упали вперед, словно штора защитная.
Мартини на голодный желудок подействовал, как снотворное. Откинув голову на спинку, рассматривала бывшего друга сквозь опущенные ресницы.
— Семенов, почему ты не женат?
— Упаси Боже! На вас насмотрелся! — издевается, гад.
— Борь, я серьезно спрашиваю. Не любил никогда, что ли? — мне зачем-то хотелось чужую боль пощупать. Не все же в своей мариноваться.
— Любил, — опускает глаза в стакан и начинает перекатывать оставшуюся на дне жидкость.
— Предала она меня. Нашла себе мужика посолидней, с погонами, где звезд больше.
— Тогда, ты меня должен понять, — подаюсь вперед, впиваясь взглядом. — Почему не рассказал раньше? Знал ведь, что с рогами хожу ветвистыми. У тебя тоже нет совести, Боря.