* * *
- Не было никакого письма! Вот, ей-Богу, не было, - Фекла
Матвеевна перекрестилась на висевший в углу образок Николая
Угодника. Засиженный мухами, дешевый, из тех, что продают со своих
лотков коробейники-офени, образок выглядел как-то не очень, и гусар
все же не поверил старухе. Может, и была при покойнице какая-нибудь
записка – так ведьмища эта разве скажет? С другой стороны, а зачем
ей скрывать-то? Какая такая выгода? Выгода… хм…
- Ты, Фекла Матвеевна, не хитри, - пристально взглянув на
собеседницу, Давыдов вытащил кошель. – Ежели было что – скажи. Я у
тебя письмецо выкуплю. Гривенник дам… Да что там гривенник –
двухгривенный!
Сумма по тем временам был – царская. Дюжину яиц можно было
купить. Или целый пуд соломы! Будь у бабки корова…
Желтое, высохшее почти до состояния воблы, лицо старухи
исказилось гримасой досады. Видно было что, ежели б что-то подобное
и имелось – письмецо или какая-нибудь завалященькая записка – то
Фекла Матвеевна явно прельстилась бы деньгами, отдала бы с
радостью. Если б было, что…
- Значит, не было, - вздохнув, Денис Васильевич разочарованно
покусал ус, однако, кошелек убирать не торопился. – Может,
привратник?
Старуха недобро хмыкнула:
- Эта сволочь-то? Да он и не успел обыскать… за мной, гад,
шакалил! - Фекла Матвеевна грязно выругалась и вдруг замолкла,
задумалась.
- Вы, барин, двухгривенный-то обещали…
- Так, значит, было что-то? – встрепенулся гусар.
- Не, никакого письмеца не было. Зато браслетик… редкий такой,
дорогой… - бабка облизала тонкие злые губы.
- Ну, про браслетик я знаю.
- А я ведаю, кто бы мог знать, оттуда он у Катеньки объявился!
Кто подарил…
Денис прищурился:
- Ну? И кто ж это может знать?
- Двугривенный! – протянула руку старуха.
- Ну, Бог с тобой – на!
В тусклом уличном свете, проникающем через давно не мытое окошко
прихожей, сверкнула монетка… тут же и исчезнувшая.
- Танечка Иванова, балетная, с Катькой вась-вась была, - шепотом
поведала бабка. – И еще балерун ихний, поляк. Хлыщ такой, что при
школе… как бишь его…
- Глушковский, - Давыдов неприязненно скривился. Балетмейстер
Адам Глушковский – довольно прыткий молодой человек без всяких
моральных правил – откровенно ухлестывал за всеми балетными,
естественно, не исключая и Танечки. Набить бы ему морду – давно бы
пора!
Однако, старуха права – и Танечка, и Глушковский, и прочие
балетные вполне могли знать, откуда появился браслетик. Не может
такого быть, чтобы юная девушка да не похвалилась перед подружками
столь изящной и дорогою вещицею. Да и девчонки – любопытницы –
увидев, спросили бы.