Вот в этом он был прав. После нашествия Наполеона оружие в
Москве можно было раздобыть свободно, чем и пользовались разного
рода криминальные элементы, обретавшемся отнюдь не только на
Хитровке, но и во всех остальных районах города. И московский
градоначальник, и господин обер-полицмейстер Петр Алексеевич
Ивашкин с преступностью, конечно, боролись… но, больше как-то на
бумаге. По отчетам-то все хорошо выходило, однако, по ночам
выстрелы гремели постоянно – воровские шайки учиняли промеж собою
разборки, убивали, грабили, словно это не сонная благостная Москва,
а какой-нибудь Чикаго времен сухого закона.
- Ну… - Денис Васильевич замялся на пороге, надевая шляпу. –
Пойду, пожалуй… Чего уж тут теперь. Жалко Катеньку, да… Фекла
Матвеевна, голубушка... ежели вдруг полиция - так знают, где меня
отыскать. Пускай припожалуют – что видел, обскажу. Покуда же –
честь имею, господа!
- Подожди, подожди, Денис, - замахал руками доктор. – Я ж
«ваньку»-то не отпустил. Вместе поедем.
- Да я уж лучше пешком, - Давыдов тяжко вздохнул и
перекрестился. – Пройдусь, да хоть немножечко отойду душою. Жалко
Катеньку очень. Молодая ведь совсем. Юная. И какая-то сволочь…
Найду! Найду эту сволочь! Отыщу! Честью своей клянусь, даю
гусарское слово.
Откланявшись, Денис Васильевич вышел на улицу и поплотней
запахнул сюртук. Хоть и лето – а все же зябко, утро-то раннее. Как
и все Москва, дома вокруг по большей части были одеты в
строительные леса – жители отстраивались после наполеоновского
пожарища. Сразу после заутрени начинали стучать топорами
многочисленные плотницкие артели, бегали, таскали кирпичи,
каменщики, все улицы заполоняли подводы со стройматериалом. Суета.
Вот и сейчас уже начиналось…
На Иване Великом басовито грянул колокол, тут же подхваченный
колоколами златоглавого Успенского собора и более нежными раскатами
собора Василия Блаженного. Благовесту главных храмов тут же вторили
с колоколенок всех остальных московских церквей и церквушек, поплыл
над городом малиновый звон, хлынул на улицы люд – Первопрестольная
просыпалась, плыла навстречу новому дню, солнечному, теплому,
летнему.
От такого дня, от такого солнечного, пусть пока и прохладного,
но быстро нагревающегося, утра, и впрямь, становилось легче на
душе. Хотя, конечно, сильно переживал гусар, Катеньку было жалко.
Пусть он и плохо знал эту девушку, так, видел пару-тройку раз,
однако, тем не мене… Катенька-то была из балетных… как и новая
безответная пассия Дениса – Танечка Иванова. Так вот и Танечку
могли… Именно ее-то и поджидал Давыдов, именно ее и думал увидеть…
Хоть здесь перехватить, пообщаться… в общежитии-то, в казарме –
никак – проклятый цербер Украсов стойко стоял на часах! Эх… Эх,
Катенька, Катенька, земля тебе пухом! Кто ж этот гад, что вот так,
запросто, лишил жизни милое безобидное создание? Впрямь ли -
хитровский разбойник? Впрочем, почему бы и нет? Кому еще-то? Но,
зачем тогда с крыши палил?