— Как вы себя чувствуете, поручик? — спросил капитан
по-русски.
— Я говорю по-немецки, — сказал я по-немецки. А еще
по-английски, по-французски, и немного по-испански. Также могу
сносно объясниться на итальянском, если речь пойдет о чем-то не
более сложном, чем о погоде или ценах в местной лавке.
Издержки классического образования.
Еще я знаю латынь, но она в наше время вообще никому не
нужна.
Капитан кивнул.
— Но все же, я предпочел бы говорить на вашем языке, — сказал
он. — Мне нужно практиковаться в русском.
— Извольте, — сказал я. Зачем ему практиковаться? Мы на их
территории воюем, а не на нашей, с местным населением он и так
общий язык имеет. Или капитан большой оптимист и верит, что войскам
кайзера удастся нас опрокинуть? Но произношение у него было
неплохое, мне не составляло никакого труда понять, что он говорит,
несмотря даже на сильный акцент. — Чувствую себя примерно так же,
как и выгляжу. То есть, вполне нормально, учитывая сопутствующие
обстоятельства.
— Это война.
— Так я и не жалуюсь, — мне хотелось узнать, чем закончился бой,
но спрашивать я не стал. Тем более, что время светской беседы
подошло к концу, и капитан перешел к более насущным вопросам.
— Назовите себя, поручик.
— Георгий Одоевский, — сказал я. — Семьдесят первый гвардейский
императорский полк.
Отпираться смысла не было, да и правила никто не отменял. Если
попавший в плен рассчитывал на справедливое обращение, он должен
был назвать себя.
На таких, как я, конвенции, конечно же, не распространялись, но
если я откажусь, это может плохо сказаться на следующем офицере,
который угодит к ним в руки.
Едва услышав о семьдесят первом гвардейском, особист подал знак
и один из провожатых приставил к моему затылку пистолет. Капитан
принялся рыться в ящиках стола и извлек оттуда толстенный и
довольно потрепанный гроссбух. Список российских дворянских родов,
должно быть. Вместе с упоминанием способностей.
Если фамилии там идут не в алфавитном порядке, то искать ему
придется довольно долго. Впрочем, зная немецкую педантичность…
— Титул? — поинтересовался особист. Тоже на русском.
На этот вопрос можно было уже не отвечать, но снявши голову по
волосам не плачут.
— Граф, — сказал я.
Он напрягся, и счет пошел на секунды.
Принадлежность к роду Одоевских означала смертный приговор,
приводимый в исполнение на месте, без дальнейших разбирательств.
Если бы я был целителем или носителем каких-либо других небоевых
умений, меня бы оставили в живых, пополнив мной обменный фонд.
Аристократы ценились дорого, за особо именитого можно было целый
полк выменять, наверное.