Но если ситуация с бунтом не
разрешится в кратчайшие сроки, дело вполне может закончиться прямым
столкновением великих родов. Ведь как доложили подъехавшие к нам
офицеры полиции, генерал и промышленник заперлись в пабе для
рабочих и выясняют отношения на повышенных тонах.
Но чтобы добраться до них предстояло
преодолеть два кордона — один полицейский, а второй из зевак и
репортеров. Толпу удалось оттеснить подальше от заводской площади,
но в узких улочках жители набились, как пробки, и постоянно
переругивались с городовыми.
Городовые в ответ замахивались
деревянными дубинками, за этим внимательно следили фотографы с
установленными на треногах аппаратами, пока и тех и других
пощипывали карманники, пользуясь всеобщим галдежом и суматохой.
Когда же мы подъехали чуть ближе, стоящий поодаль старичок
молвил:
— Как же много здесь полиции сегодня.
Будь такое почаще — глядишь, и убивали бы тут меньше.
— Пошли вон, собаки! — толстяк
выхватил кольт и пальнул в воздух. — Все по норам, черти! Дорогу
королю!
Подданные вмиг попрятались по
парадным и подворотням, а городовые выстроились почетным караулом
вдоль стен. Кавалькада скользнула в образовавшийся проход, после
чего за нашими спинами снова выросла гомонящая толпа. И стоило нам
остановиться перед питейным заведением с говорящим названием
«Пьяный слиток», как из окон послышался напряженный спор:
— Мы должны их уничтожить! — гремел
Голицын. — А тех, кто сдадутся — показательно повесить! Иначе
королевство канет в хаос, если каждый плебей будет уверен, что
мятежом можно решать проблемы!
— Тогда повесьте кого-нибудь другого!
— фальцетом ответил Легран. — Я деньги не из воздуха делаю! Мне
нужны рабочие, а не трупы. Но я не буду чинить препятствий, если вы
смените гнев на милость. Повесьте только главаря, а остальных
отправьте на каторгу... например, на мой же завод. И мне выгода, и
вам мороки меньше.
Какая прелесть, подумал я. Все так
заботятся о простом народе, что аж диву даешься, как этих князей
(читай — олигархов) на фонарных столбах еще не перевешали. Впрочем,
ответ слишком очевиден — магия, которую простолюдины боятся сильнее
смерти.
Неудивительно, что у Рамара так много
сторонников. Пусть жизнь при нем легче не станет, зато прежние
угнетатели сдохнут в страшных муках. Хотя что-то подсказывает, что
коль братец некромант, то просто воскресит казненных врагов и
продолжит угнетать люд их же руками. Если вообще не обратит в зомби
всех подряд, ибо восставшие мертвецы денег не просят и об условиях
труда не шибко переживают.