— Василий, — Марфа размазывала слезы
по лицу и тихонько хныкала.
— Хм... Наверное, он очень смелый
человек, раз вырастил настолько смелую дочь.
— Он очень добрый. И никогда никого
не обижал. Он просто пришел на работу, он не хотел ничего
захватывать. Я очень его люблю, не казните его, пожалуйста.
— А ты знаешь, почему рабочие
захватили завод?
— Нет. Просто пошли слухи, что
случилась большая беда. Все пошли за своими отцами, и мы тоже
пошли.
— Начальник твоего папы думает, что я
— не человек. Что я демон в человечьем теле. Ты знаешь, кто такой
демон?
— Д-да, — она кивнула. — Это злой дух
из чужого мира.
Надо же — почти угадала.
— А злой дух из чужого мира пощадил
бы твоего папу?
— Нет... — по испачканным сажей щекам
вновь покатились слезы. — Он бы оторвал ему голову...
— Что же, — я улыбнулся. — На ваше
счастье, я не демон. — После чего выпрямился и громко произнес: —
Слушайте внимательно и передайте остальным. Если все обойдется без
жертв, никто из вас не понесет наказания — даю вам слово.
Судя по тому, что никто и бровью не
повел, Анхальты считались настоящими хозяевами своих слов. Хотели —
дали, хотели — забрали. Но я и не требовал обожания с первых же
дней, как и любой разумный человек не потребует хлеба через сутки
после того, как посадил пшеницу. А сейчас я именно засевал поле,
чтобы собрать плоды, когда придет срок.
Гремящий подъемник вознес нас под
самую крышу — где же еще быть кабинету начальника, как не в самом
козырном месте. Но судя по тому, что мне открылось, хозяин завода
обустроил под свои нужды не одно помещение, а весь этаж, превратив
его в некое подобие пентхауса.
И отделку выбрал — мама дорогая, даже
во дворце я не видел столько роскоши. Если приличные дворяне вешали
на стены портреты себя и родни, то здесь вдоль стен стояли статуи в
полный рост, вырезанные в мраморных колоннах и стилизованные под
древнегреческий стиль.
Который знаком всем нам одной
выдающейся деталью — а именно минимум одежды, роль которой зачастую
выполняли фиговые листочки. И ладно бы среди фигур попадались и
женские — хотя бы глаз порадовался, но нет, все оказались сплошь
мужскими, застывшими в героических позах.
Атлант, подпирающий потолок, воитель
с мечом и щитом (и больше без ничего, спартанец хренов), гордый
победитель с орденом на голое тело — и все такое подобное. И если
прежде жеманность и женственность Легранов казались веянием эпохи и
французским происхождением, то теперь сомнения в традиционность
нравов лишь усилились.