за своим коллегой Ангерраном де Мариньи
[18], за своим предшественником Самблансе
[19].
– О, не так быстро, – сказал, улыбаясь, Арамис.
– Почему не так быстро? Что же, по-вашему, сделала герцогиня де Шеврез с этими письмами? Ведь вы отказались от них, не правда ли?
– О, я наотрез отказался. Я предполагаю, что она отправилась продавать их господину Кольберу.
– Ну вот видите!
– Я сказал, что предполагаю. Я мог бы сказать, что я в этом уверен, так как я поручил проследить за ней. Расставшись со мной, она вернулась к себе, затем вышла через задний ход своего дома и отправилась в дом интенданта на улицу Круа-де-Пти-Шан.
– Значит, процесс, скандал и бесчестье, и все как гром с неба: слепо, жестоко, безжалостно.
Арамис подошел к Фуке, который весь трепетал в кресле перед открытыми ящиками. Он положил ему руку на плечо и сказал ласковым голосом:
– Никогда не забывайте, что положение господина Фуке не может равняться с положением Самблансе или Мариньи.
– Почему же, боже мой!
– Потому, что против этих министров был возбужден процесс и приговор приведен в исполнение. А по отношению к вам этого не может случиться.
– Почему? Ведь во все времена казнокрады считаются преступниками.
– Преступники, умеющие найти убежище, никогда не бывают в опасности.
– Спасаться? Бежать?
– Я вам не об этом говорю, но вы забываете, что такие процессы возбуждаются парламентом и ведутся генеральным прокурором, а вы сами – генеральный прокурор. Итак, если только вы не захотите приговорить себя…
– О! – воскликнул Фуке, стукнув кулаком по столу.
– Ну что, что такое?
– То, что я уже больше не генеральный прокурор.
Теперь Арамис мертвенно побледнел и так сжал руки, что пальцы хрустнули. Он свирепым взором впился в Фуке и, отчеканивая каждый слог, произнес:
– Вы больше не генеральный прокурор?
– Нет.
– Когда вы перестали быть им?
– Четыре или пять часов тому назад.
– Будьте осторожны, – холодно перебил Арамис, – мне кажется, что вы не в своем уме, друг мой. Придите в себя.
– Я вам говорю, – продолжал Фуке, – что не так давно пришел ко мне человек, посланный моими друзьями, и предложил мне миллион четыреста тысяч за мою должность. И я продал ее.
Арамис замолк. Его умное и насмешливое лицо отразило унылый ужас, подействовавший на суперинтенданта сильнее, чем все крики и речи на свете.