Что же касается Фуке, то он, как истинный политик, то есть человек, вполне владеющий собой, усилием воли уничтожил на своем лице все следы волнения, вызванного разоблачениями Арамиса. Это больше не был человек, раздавленный несчастьем и принужденный искать выхода; он поднял голову и протянул руку, приглашая Ванеля подойти ближе.
Он снова был первым министром и хозяином у себя в доме.
Арамис знал суперинтенданта. Ни тонкость его сердца, ни широта его ума не могли удивить епископа. Поэтому, отказавшись от активного участия в разговоре, он на время взял на себя трудную роль человека наблюдающего и слушающего.
Ванель был заметно взволнован. Он дошел до середины кабинета, низко кланяясь всем и всему.
– Я явился… – начал он.
Фуке кивнул и сказал:
– Вы точны, господин Ванель.
– В делах, монсеньер, мне кажется, что точность – добродетель.
– Да, сударь.
– Простите, – перебил Арамис, указывая пальцем на Ванеля и обращаясь к Фуке, – простите, это тот господин, который хочет купить вашу должность, не правда ли?
– Да, это я, – отвечал Ванель, удивленный крайне высокомерным тоном, которым Арамис задал вопрос. – Но как мне надлежит называть того, кто удостаивает меня?..
– Называйте меня монсеньер, – сухо отвечал Арамис.
Ванель поклонился.
– Довольно, довольно, господа, – сказал Фуке, – достаточно церемоний. Перейдем к фактам.
– Монсеньер видит, – сказал Ванель, – я весь к его услугам.
– А я подумал, что вам, может быть, надо мне сказать что-нибудь?
– О, он изменил свое решение, я погиб! – прошептал Ванель. Но, набравшись мужества, сказал: – Нет, монсеньер, мне совершенно нечего вам сказать, кроме того, что я сказал вчера и готов повторить сегодня.
– Будьте откровенны, господин Ванель, не слишком ли труден для вас наш договор, скажите мне?
– Разумеется, монсеньер, миллион пятьсот тысяч ливров – это большая сумма.
– Такая большая, – сказал Фуке, – что я подумал…
– Вы подумали, монсеньер? – живо воскликнул Ванель.
– Да, что, быть может, ваши средства вам еще не позволяют купить…
– О, монсеньер!
– Успокойтесь, господин Ванель, я не стану осуждать вас за неисполнение вашего слова, так как вы, очевидно, не в состоянии его сдержать.
– Нет, монсеньер, вы, конечно, осудили бы меня и были бы правы, – отвечал Ванель, – так как надо быть неосторожным человеком и безумцем, чтобы взять на себя обязательство, которое не можешь выполнить. А я всегда смотрю на уговор как на совершенное дело.