— Ох, котик, не умирай, не надо! — достав его из сугроба, девчонка сдернула с плеч платок и, закутав, осталась в одном платье. — Сейчас, потерпи, миленький, я свиньям корм задам и домой тебя унесу, в тепло.
Рольфуса кольнула совесть, но совсем чуть-чуть, с совестью он давно научился договариваться.
В свинарнике оказалось убрано, это обнадеживало — если в доме столько работников, что даже свинарник в порядке держат, значит план может сработать.
Вылив болтушку в корыто, девчонка поспешила в дом. И вот там, на кухне, Рольфуса снова одолело сомнение — что же это за семейство такое, если дочка главы дома ютится в углу между вязанками дров и мешками с картошкой. На старом сундуке лежала тоненькая подстилка с подушкой и страшненькое колючее одеяло.
— Ты что, здесь спишь? — все еще надеясь, что ошибся, спросил Рольфус.
— Ну да. Я же все время тут, на кухне. И бегать никуда не надо. Удобно, — ответила девчонка, пряча взгляд.
— А папаша не против?
Девчонка пожала плечами, по-прежнему стараясь не смотреть в глаза, и Рольфус сдался, решив не мучить ее расспросами.
— Ой, ты ж, наверное, голодный. Давай, я тебе молочка налью.
— Лучше мяса.
Золушка вздохнула.
— Мяса не осталось. Есть только кусочек колбаски с ужина, сестры не доели, — она открыла шкаф и достала сверток, в котором обнаружились обломок полосатого карамельного леденца, надкусанный крендель с глазурью и вышеупомянутый кусочек колбасы, сырокопченой, с хвостиком. — Вот, возьми, — она протянула ему сразу всю заначку.
Рольфус съел колбасу исключительно из вежливости — не отказывать же бедняжке. «М-да, — подумал он, разглядывая тонкие, словно прутики, пальцы, худую шейку, торчащую из ворота платья, — держат бедняжку в черном теле. Хотел бы я посмотреть на этих извергов».
Возможность такая представилась очень быстро — из коридора донесся топот, словно на кухню мчалось стадо буйволов, и вскоре в дверях возникла монументальная бабища с губами-варениками и крошечными злыми глазками на круглом как блин лице.
— Золушка! — рявкнула тетка. — Где тебя носит, лентяйка? Кровати не расправлены, перины не взбиты, а она сидит, прохлаждается. Живо за рабо… А это что такое?! — палец-сосиска нацелился прямо на Рольфуса. Кто разрешал тебе…
— Маменька, я…
— Вон блохастого! Вышвырни, живо! — ручища, здоровенная, словно весло, развернулась, указывая на дверь.