– О, конечно-конечно! – обрадовано уступил собеседник. – Он в вашем полном распоряжении!
Граф исчез так стремительно, что ни я, ни мой будущий придворный и опомниться не успели.
– Дядюшка… – оглянулся Марияр, тщетно ища глазами родственника среди кутерьмы праздника, и хотел было тоже… удалиться, но я заступил ему дорогу. Не знаю почему, но мне казалось, что это мой шанс.
– Идём, поговорим без свидетелей.
Он отчего-то вздрогнул и попятился.
– В чём дело? Не хочешь разговаривать? Но должен же я о тебе что-нибудь узнать, прежде чем брать в свиту.
Марияр покорно кивнул. Всё подозрительней.
Коридор с фонтанчиком, где уже приходилось бывать, оказался пуст и тих. Прислуга носилась с угощениями другим путем, а тут… прекрасное место для работы. Допроса. С пристрастием.
– Хочешь что-нибудь сказать? – предложил я. Не могу же я сразу бить человека? А если по-доброму поговорить – может, и не придётся.
– Зовут меня Марияр, и я…
– Это я уже слышал, – поморщился я и нахмурился. – Где-то я тебя прежде видел, не подскажешь?
– В зале, я случайно вас задел, когда танцевал со своей…
– А раньше? Кажется, мы встречались… этак недели три назад, нет? – надвигался я на него. Ему ничего не оставалось, как отступать к стене, пока он в неё не упёрся и не остановился, растерянно хлопая глазами. Добью!
– Не понимаю, о чём вы… – Он сглотнул. – Никогда прежде я вас не видел. До сегодняшнего дня.
– Никогда? А на балу? Беатриче твоя кузина, и ты мог её тогда сопровождать… – Живо вспомнился вечер, на котором мы танцевали с Лилу-Анной. Тогда ещё Венди напился... – Это же был ты, тот парень с коктейлем?
– Я не виноват! – внезапно рухнул он на колени. – Это всё она… она! – Марияр разрыдался как девчонка, пряча лицо в ладони. Вот тьма!
– Ну-ну, успокойся, – похлопал его по плечу. Не хватало и его утешать. – Расскажи всё подробней. А особенно, кто такая
она
? – Хотя кое-что я начинал понимать. Тот вечер на балу для Венди стал роковым, и будь я проклят, если всё не подстроено, и я даже догадывался кем. – Чистосердечное признание облегчит совесть.
Марияр всхлипнул и высморкался в мой платок, который я ему дал.
– Оставь себе, – отказался я принять его обратно. – Итак, в чем же ты
не
виноват?
Он вытер слёзы и поднялся с пола, оправил белый, затканный серебром камзол, окончательно придя в себя.