— Ничего у него не выйдет, — выдохнул я. — Тарковский не от мира
сего, равно как и ты.
— Ну значит найдëт какую-нибудь свихнутую как он сам, — логично
ответил Шурик.
Я изучающе уставился на меланхолическое лицо
Воробьëва-Максвелла, продолжающего жевать пережаренное мяса с
упорством заведëнного механизма.
— Характер стойкий, нордический. Уважает начальство, —
процитировал я.
— Читал, — кивнул Шура. — Классная книга.
— Извини, только смотрел, — пожал я плечами. — Фильм точно не
плохой, про книгу не в курсе.
В этот момент вернулся Сеня, а за руку его держала девушка. Я
внимательно её рассмотрел. Рыжая с ярко-зелëными глазами, низкая,
от силы метр шестьдесят, с маленькой попой, но зато с ооооочень
большой грудью, выпирающей из-под белоснежной блузки.
— Знакомьтесь, Олюшка, и теперь она будет жить с нами. Оленя,
этот невежливый и суровый на вид парень, ничего не понимающий в
питании и уплетающий сейчас мясо за обе щеки, не смотря на то, что
только что к нему подошла вся такая очаровательная и потрясающая ты
— мой друг, Александр Воробьëв-Максвелл. Но ты зови его просто —
Шура. На самом деле он душа любой компании и просто душка. А
второй, вот этот дуболом, раскрывший при виде тебя рот и не
способный подобрать слов для описания твоей несравненной красоты, —
второй мой закадычный друг, Демид Иволгин. Но он больше любит
обращение "Дëма", всему виной патологическая любовь к букве "ë" и,
особенно, к точкам над ней. Так что если найдëшь где-нибудь под
кроватью печатное любовное письмо со скрупулëзно проставленными
такими замечательными "ë", то ë-маë, будь уверена, это — Дëма. И
бойся, он может не только до "ë" на клавиатуре, но и до тебя
дотянутся. Шучу, конечно, — очаровательно улыбнулся Сеня, а вслед
за ним очаровательно улыбнулась и девушка.
В этот момент мои руки уже непроизвольно тянулись придушить
трепача, но я сумел взять себя в руки и отдернул... руки. Дааа...
со словами у меня проблемки, не то что у Тарковского.
Шура приветственно кивнул. На его тарелке оставалось ещё слишком
много мяса, чтобы размениваться на слова до окончания завтрака.
— Чуть не забыл, Дëма, — продолжил между тем Тарковский и сунул
мне в руки какую-то черную ткань, — специально для тебя у меня есть
подарок.
— Что это? — я был в непонятках. — Ажур? Зачем?