— Да, спасибо.
— А почему вы отвечаете как дворянин? — бестактно спросил
стоящий рядом с Шурой Петя. На руках учителя, действительно, не
было кольца дворянина, только одинокий перстень с хрусталëм, внутри
которого можно было разглядеть несколько черных клякс. Грязный
хрусталь — это ранг Одарëнного Мастера.
— Я вырос в обществе дворян. Я вот не пойму... — Дмитрий
Олегович внимательно рассмотрел сначала Шуру, а затем и Петра. —
Наглость — это заразно, или это вы из-за очков такие невоспитанные
хамы? Но вам повезло, что весь преподавательский состав вместе с
директором договорились сильно вас не бить, поначалу.
— Сильно не бить?! — возмутился всë ещё потирающий грудь
Тарковский. — Да Горький там такое мясо устроил, двух парней
вырубил и ещё нескольким походу навалял, просто так.
Несколько парней согласно кивнуло. Видимо как раз те, кому
досталось.
— Вот видите, всего двое пострадало, — улыбка не сходила с лица
доброжелательного учителя. — Всë, хватит. Я и сам люблю поболтать,
но лучше с девками в бане, или с мужиками с пивом и шашлыками.
Приступаем к разминке. Повторяем за мной.
— Я бы с девками в бане не разговаривал, — хохотнул Тарковский,
но больше он не смеялся.
Разминочный комплекс был похож на полноценную тренировку,
которую не все из нас смогли осилить. Полторы дюжины студентов
отползли в сторону, валяясь на траве и пытаясь отдышаться. Всë это
были либо дрищеватые, либо, напротив, жирные умники с факультетов
Гамаюн и Жар-птица, будущие артефакторы и целители.
Сеня дважды по-собачьи вываливал язык изо рта и пытался свалить
туда же, но каждый раз был остановлен болезненными тычками и
смачными затрещинами Воробьëва-Максвелла.
— Шура, я не могу, я сейчас здесь сдохну. Просто упада и сдохну,
и буду вонять. Тебе самому будет противно, — ныл выполняющий все
упражнения Тарковский.
— Не сдавайся, Сеня, — подбадривал нашего толстяка Шура. — Ты не
просто так попал на Страфиль. Мы из тебя ещё сделаем человека!
Тарковский только горестно заныл, но всë таки продержался до
конца разминки.
— Молодцы, — произнëс улыбающийся и раскрасневшийся от
упражнений Дмитрий Олегович, но затем перевëл взгляд на группу
лежащих ботаников. — Жаль, что не все. Но ничего, лиха беда
начало!
— Когда трусы все обкончал ты, — злобно прошептал присевший
Тарковский, над которым стоял Воробьëв-Максвелл. — Шура, а ты не
мог бы прекратить это издевательство? К чему такой контроль?