– Фашист, фашист.
Чудной.
Им недавно похоронка пришла на отца. Он с тех пор такой, раньше-то обычный был, как все.
Живем!
После ужина за мной пришла мама. Не Гальга – мама! Я так соскучился, что чуть не умер.
– Соскучился? – мама спрашивает, и я киваю.
Мама обнимает меня крепко-крепко и нюхает в макушку. Она у меня почти лысая. Меня дядя Миша машинкой стрижёт, под бокс.
– Завтра пойдём в баню, – говорит мама. – Завтра женский день.
Мы идём по улице, солнце красное светит, телеги едут, воробьи летят. Мама улыбается и рассказывает, что Гальге, оказывается, достали угля.
– На целый месяц, представляешь! Живём?
– Живём!
Я взял маму за руку и крепко её держу. А другой – вынимаю из-за пазухи шоколадку.
– Это тебе, – говорю.
Мама смотрит на шоколадку и пугается.
– Ты что?
– Что?
– Ты зачем? – спрашивает.
– Мама, – говорю, – не волнуйся, это шоколадка от наших зарубежных друзей. Нам подарили на празднике. Ты такую никогда не пробовала, а нам почти каждый день теперь такие дарят. Ты ешь. Налетай!
Но мама почему-то заплакала. Не стала есть шоколадку, как я ни расписывал, какая она вкусная.
В общем, я домой эту несчастную шоколадку принёс и съел с Котькой напополам. Ему понравилось, хотя она уже почти растаяла.
Глава 3
Купалка и паровозники
Новые штаны
Сегодня мы с Котькой идём в купалку, у нас с ним чистый день раз в неделю. Мы живём у железнодорожной станции, на улице Свердлова. Там недалеко депо и купалка для паровозных бригад. Не купалка – прелесть! Просторная, тёп-лая – там паровое отопление, а вместо скамеек с тазами – настоящие душевые. Нас туда по знакомству пускают – дядя Толик, он ухаживает за нашей Гальгой.
Котька говорит:
– Вот ты, Олежек, уже первоклассник.
Я киваю.
– Писать, считать умеешь, а штаны у тебя короткие.
Смотрю на свои штаны: и правда. На Котькины смотрю – у него длинные, холщовые шаровары[3], заправлены в начищенные кирзухи[4]. Я только первый раз, кстати, заметил. Я раньше на такие вещи внимания не обращал.
– Надо тебе организовать новые штаны, – говорит Котька.
Он у меня модник: всегда чистый, заправлен, застёгнут на все пуговицы.
– Так у мамы денег нет.
– А причём тут это? – хмурится Котька. – То мама, а то ты. Или ты вечно на маминой шее сидеть намерен?
– Я не намерен. – Мне становится обидно.
– Ну вот.
– Что вот?
– Дело у меня к тебе есть. Эстакаду знаешь?