– Что заслужил, то и получит, – так и не понимая, какая связь может быть между утопленником Максимовым и живым Сариным.
Болотков передернулся, как от зубной боли, – Ты вместо него поедешь!
– Ну и прекрасно, не обязательно летчиком, я на это и не рассчитывал.
– Каким летчиком? – взвыл Гена, – под его документами служить будешь: был Сарин, будешь Максимов! Ну, понял?
– Все понял…
– Да ничего ты не понял, садись в машину, поехали! До военкомата двадцать минут. Сиди, мысли.
Вся жизнь Сарина, как в калейдоскопе промчалась перед глазами, защемило сердце. Мама, сын, жена… И все, вроде, так удобно: шестой этаж, панорама. Работу найду, пить брошу… Вспомнив душную конторку, сжал зубы. Болотков молчит, чуть посматривает на Сарина. Машина уже давно стоит у ворот со звездой в половину железной створки. Спросить? У кого? Расслабился, прикрыл глаза, откинулся на спинку сиденья. И без того жесткие черты смуглого лица заострились, потемнела кожа подглазьев.
Болотков удовлетворенно хлопнул Олега по плечу.
– Ну что, осознал? Пошли.
Комендант, полковник в годах, поздоровался с Сариным за руку, чуть задержал ее.
– Орел… вижу… вижу: летун. А то заявился! Извини, как из мусорного бачка вытащили. Я все ж в годах и чины немалые. Да и дело непростое, – суетливо подвинул стулья. – Садитесь!
Пытливо глянул на Болоткова, тот ободряюще кивнул головой.
– Давайте, Андрей Яковлевич, ближе к делу, он в курсе.
– Ну-с, ну-с…
Полковник прихлопнул ладонью тощенькую папку.
– Ну, что, дорогой Максимов Николай! Времени у нас мало. Привыкай к новой фамилии, к имени. Времени в обрез. Срочно делаем документы: офицерскую книжку ты потерял, восстановили, потому и задержался, наказание, значит, понес, – военком перебросил листки бумаги на столе. – Так… тут порядок, тут нормально, тут… хорошо.
«Как же, – думал Олег, – ну, в этом личном деле подправят, а их ведь два. Другое где-то в верхах – дублируют друг друга». А впрочем… какие личные дала, я же Максимов… Офицерскую книжку новую, и все проблемы.
Заметив, как внимательно, напряженно всматривается Сарин в манипуляции Андрея Яковлевича, Болотков засмеялся.
– Не смотри карасем, Олег, он не щука. Бумага стерпит. В его конторе сотни таких, как ты, можно разжаловать, повысить, наградить, демобилизовать, – вздохнул устало.
– Давай бутылку!