- Ладно, ничего этого нет, - примирительно говорю я. – Но что
тогда есть?
- Всё остальное, - совершенно серьёзно отвечает он, - так что я
повторю вопрос: И что теперь?
- Не знаю…
- Не знает он… Ладно, подсказка: твоя бывшая тушка лежит в луже
с проломленным черепунделем, и противный ноябрьский дождик смывает
остатки твоего последнего пива в канализацию – вместе с кровушкой.
Сам ты тупо хлопаешь глазами здесь – нигде и никогда, и осталось
выяснить, чего ты, чувак, хочешь?
Я совершенно не понимал ни что происходит, ни с кем я говорю, ни
как ответить на его дурацкий вопрос. Чего я хочу? А чего? Я,
который только что умер? Чья тушка… - и так далее по тексту? Вот
чего я могу хотеть? И вот свет сереет, и дождь появляется и здесь.
Я вижу, но не чувствую его – дождь вокруг меня. И в этом дожде тают
легендарные черты моего собеседника. Вместо него из струй серого
ливня проявляется старый негр в чёрном костюме и шляпе. Отбивает
ногой в лакированном ботинке ритм, насвистывает… И я думаю, что
улыбаюсь.
- Я хочу блюза, - говорю.
- Блюза? – хриплым голосом удивлённо говорит Джон Ли Хукер и
каркающе хохочет. – Блюза?! Это можно! Будет тебе блюз! – И щёлкает
пальцами.
Часть первая. «Я проснулся рано утром…»
На улице всегда пахло либо цветами, либо трупами
Вертинский
Глава 1. Балалай-блюз на Гороховой
Мой блюз начался совершенно классически: я проснулся утром. И,
едва понял, что таки проснулся, и именно что утром, и, вроде как,
живой, принялся за инвентаризацию окружающей действительности. И
моментально осознал: да, это, вне всяких сомнений, блюз. И ещё
какой! Вот такой, приблизительно:
Я проснулся рано утром – опять, похоже, с бодуна.
О, я таки проснулся утром – но, мать, с такого
бодуна!
А в койке у меня подруга –
И, вероятно, не одна…
Откинув одеяло, убедился, что с последним утверждением несколько
погорячился: подруга была одна. Но большая. По счастью, одетая в
непрозрачную ночнушку, а то, боюсь, мой похмельный организм не
вынес бы созерцания столь монументальных телес в естественном виде.
Так… Сам я, впрочем, тоже одет в какую-то пижаму, чего не терпел
категорически примерно с пятилетнего возраста. Мать моя женщина,
это что – кальсоны?! На пуговках и с завязками?! Как это меня
угораздило?!
Я вскочил (о, моя голова!) и сел на кровати. Интерьер оказался
насквозь незнаком и напрочь архаичен. Так, и где это я? Как я
умудрился нарезаться с одной бутылки пива до состояния полной
амнезии и потери инстинкта самосохранения?