Ко мне возвращается официант со счётом, и, пододвинув ко мне
терминал, набирает сумму чека. И тут его взгляд случайно падает на пол, потом
он внимательно смотрит на меня, и я слышу, словно сквозь густое ватное одеяло:
— Вызовите скорую, кто-нибудь, скорее!
За окном всё кружит снег, я сижу на больничной койке и смотрю на
эту застилающую весь свет белую простыню, прямо как мать Белоснежки в сказке.
Только у меня уже не будет ребёнка: я опустела, как холодный дом. Мне так
странно, что кто-то незнакомый, кого я даже не успела толком узнать и полюбить,
вдруг покинул меня, но почему же мне тогда так невыносимо грустно? Я ведь даже
его не хотела! И чувство вины разрастается во мне, как плесень на забытом
кусочке спелого персика, как будто это я сама убила своего ребёнка.
— Да не переживай так, — подбадривает меня соседка по палате:
отекшая девушка Даша, которая лежит здесь уже второй месяц на сохранении,
практически не шевелясь. — Вот, посмотри
на меня: три выкидыша до этого, а теперь лежу, жду! — поглаживает она свой
огромный живот, — и я лишь улыбаюсь ей в ответ через силу.
— Яна Гофман! — заходит в палату молодой высокий врач, с которым в
прежней жизни я была бы не прочь столкнуться где-нибудь в ресторане, а сейчас
он у меня вызывает только страх: как бы ещё чего страшного не сказал мне о моём
здоровье.
— Доктор, когда меня выпишут? — сразу же спрашиваю я его, потому
что мне невыносимо оставаться в этой белой палате с резиновыми матрасами и
отвратительным запахом столовской гречки и борща.
— Скоро, скоро: лишнего держать не будем, но семь дней мы должны
вас наблюдать как минимум, — успокаивает он меня. — А что вы хотели: всё-таки
отслоение плаценты, большая потеря крови, экстренное выскабливание, это вам не
шутки, — бодро перечисляет он, как будто речь идёт о каком-то обычном деле. Для
него обычном, — отмечаю я про себя.
— Бельгийский шоколад с апельсиновой цедрой и коньяк. Французский,
— отмечаю я про себя, не замечая, что произношу это вслух.
— Не понял? — удивлённо переспрашивает меня доктор.
— Простите, я сказала это вслух? — извиняюсь я. — Просто от вас
пахнет шоколадом и коньяком.
Соседка удивлённо смотрит на меня: доктор стоит на расстоянии трёх
метров от нас, и больничная еда на наших прикроватных столиках способна
перебить даже запах жжёной резины.