- Наливка.
Не удивительно, что
померещилась всякая жуть - через мутные засиженные мухами окна дневной свет
попадал так скупо, будто в погребе или какой землянке находишься.
- Он был холодный, –
схватилась я за последний аргумент, пытаясь хоть как-то оправдаться.
Мужик устало вздохнул и,
распахнув мощным ударом ноги дверь, вышел на улицу, где и бросил свою ношу
прямо посередь дороги. После чего также молча взял ведро и сходил к колодцу.
Бухнув передо мной
деревянную бадейку так, что часть ледяной воды окатила мои босые ноги, Захарий
потребовал:
- Больше меня не будить!
Делай то, за что получаешь крышу над головой, и веди себя тихо.
- А…
- Прошу, сделай так,
чтобы я забыл про твое существование, - он удалился, тяжело ступая и горбясь,
зыркнув напоследок и вызвав в моем теле волну испуганных мурашек.
Поняла. Будет исполнено.
Существовать тихо и незаметно. Только почувствовав нехватку воздуха в легких, осознала,
что слишком надолго задержала дыхание. Выдохнула и огляделась. Чем я до того занималась?
Ах, да, мусор. Еще половина зала неприбранной осталась. Интересно, а воду
подогреть где-нибудь можно?
До самого вечера я мыла,
скребла, оттирала, выметала. Разогреть воду, конечно же, не смогла. Но вот
эксплуатацию колодца вполне освоила, множество раз сменив воду в ведре. К концу
дня все тело болело, каждая мышца давала о себе знать при малейшем движении,
поясница и конечности отказывались сгибаться, а живот сводило от голода. Зато
на комнату стало любо-дорого посмотреть.
Прозрачные окна сияли в лучах закатного солнца, потолки, освобожденные
от паутины, поражали высотой и открывшимся простором, столы, лавки и стулья без
толстого сального налета приобрели первоначальный древесный цвет и придавали
помещению некий уют и душевность. Но более всего я гордилась отмытым полом,
половицы которого оказались хоть и порядочно затертыми, а в нескольких местах
даже проломанными, но с остатками красивого лакового покрытия.
Захарий вошел в комнату,
когда я стояла подбоченясь и созерцала свою работу. Мужика буквально
парализовало, в движении остались только глаза, которые, выкатившись на лоб,
бегали из стороны в сторону, не узнавая собственное помещение. И я никак не
могла понять – доволен хозяин кабака или разъярен, поэтому на всякий случай
отодвинулась от него подальше.