Джейн подняла голову, ожидая, пока снова наступит тишина. Телефон молчал. Вновь повернувшись к зеркалу и кокетливо склонив голову набок, она изобразила искусственную улыбку. Затем сделал книксен, стерла улыбку с лица, вышла из комнаты в коридор и направилась в сторону кухни. При этом взгляд ее снова устремился наверх, туда, где была комната Бланш. Оттуда пробивалась полоска света, и Джени, казалось, поймала ее с какой-то сердитой радостью.
Несколько минут спустя она вновь появилась в коридоре, на сей раз с большим лакированным обеденным подносом, накрытым безупречно накрахмаленной белой салфеткой. Быстро пройдя мимо уборной, она вошла в гостиную – просторную, вытянутую в длину комнату со сводчатым потолком и лестницей в левом углу, ведущей на узкую подвесную террасу. Напротив лестницы был большой резной камин из розового итальянского мрамора. Внешняя стена комнаты представляла собой ряд высоких, сходящихся наверху окон; у входной двери стоял тяжелый обеденный стол с резной крышкой. За окнами виднелась узкая бетонная площадка с мраморной балюстрадой, из центра которой круто уходили вниз ступени, ведущие к подъездной дорожке.
Обстановка комнаты представляла собой странное смешение цветов и стилей. Перед камином стоял гигантский продавленный диван, обитый выцветшим зеленым бархатом, с массивными четырехугольными витыми деревянными ручками. Рядом стул с такими же ручками, а между ними втиснулся кофейный столик с блестящей крышкой из светлого дерева. У левой стены, близ лестницы, стоял массивный рабочий стол с витыми ножками, со стулом в том же стиле, с кожаным сиденьем. В центре одного из окон был закреплен белый пластмассовый телевизор – поменьше, чем в комнате Бланш. Шторы, уложенные складками, из безвкусной розовой ткани, откровенно не сочетались с ковром – длинной, хитроумно расцвеченной в красные и голубые цвета дорожкой в восточном стиле. Из блестящей серебряной рамки на краю каминной доски с улыбкой взирала на все это блондинка с красивыми угольными глазами, в которых застыла пустота.
Джени пересекла комнату и стала подниматься по лестнице, со злобой рывками бросая вперед свое плотное тело. Наша великая несравненная кинозвезда проголодалась – великая звезда серебряного экрана, считающая, что, коль скоро ее дурацкие старые фильмы показывают по телевизору, она снова может вертеть людьми, как ей заблагорассудится…