Я помнила его улыбчивым и безотказным, готовым прийти на помощь
во всех играх и воплотить в жизнь любую мою идею, неважно, будь то
новые качели или стреляющий камнями арбалет. Поэтому, мысленно
составляя список надежных людей за пределами Штормового замка, я в
первую очередь подумала о нём. Эжен, помнится, и сам говорил,
прощаясь со мной ещё тогда, несколько лет назад, что всегда готов
помочь, если вдруг случится надобность. И вот она случилась.
Тёплую, по-домашнему уютную и вкусно пахнущую выпечкой комнатку,
освещала одна единственная свеча. Я сидела на скамье перед
колченогим столом, и завороженно глядела на крошечный огонек,
скудно освещавший нашу позднюю трапезу. Передо мной дымилась миска
ароматной похлёбки и лежал щедрый ломоть хлеба. Торопливо перекусив
и поблагодарив за угощение, я начала свой рассказ.
На печи тихонько посапывала старая мать Эжена, так что говорить
приходилось вполголоса. Сам кузнец сидел напротив, прихлебывал из
миски, и задумчиво кивал в ответ на мои слова. А рассказывала я
долго, в подробностях и с самого начала, умолчав лишь об одном – о
своём необычном даре. Выговорившись, я уставилась на него в
ожидании вердикта. Меня до сих пор потряхивало после встречи с
лесным монстром. Эжен никак не мог этого не заметить, так что,
хмуро помолчав, он отставил миску в сторону и выдал:
– Я помогу тебе. Дам лошадь, сменную одежду, и провожу до Дикого
леса. Я тоже слышал о проклятии Фахрияна, как и о любви Снежных к
ярковолосым. Один из них в своё время даже сватался к твоей матери.
Но та уже была обещана твоему отцу...Так что не срослось. Но
Снежные крайне мстительны и злопамятны, и тебе нужно быть очень
осмотрительной. – Он с силой провел пятерней по лицу, и на его
усталом лице вдруг высветилась слабая полуулыбка, – ну и
приключение же ты затеяла, девочка.
И в этих словах мне почудилась некая завуалированная похвала.
Возможно, он предпочёл бы, чтоб и моя мать в своё время вычудила
нечто подобное вместо того, чтобы согласиться на вынужденный брак,
кто знает?
Эжен благородно уступил мне свою кровать, а сам улегся в сенях,
притащив с конюшни большую охапку сена.
Я долго ворочалась на тонком матрасе, и думала, думала. Мне всё
чудился далекий волчий вой, да тяжелое звериное дыхание за
ненадежной дверью кузнецовой избушки…