Баню я перенес плохо. Помню, как до
попадания на больничную койку я, Сергей Викторович, любил русскую
баню, да и сложно было не любить, когда именно в ней часто
заключались важнейшие сделки. Тогда я отлично переносил жар, но не
теперь.
Однако, Алексей Разумовский был
доволен. Он даже, на радостях, что я загнул матерную конструкцию на
русском, ополовинил графинчик, видимо, с водкой.
- Матушка простит меня, когда узнает,
как ты лаешься по-русски. И где только научился? - приговаривал
фаворит, снова наливая водки, держа в левой руке двузубую вилку с
наколотым на нее соленым груздем.
*……….. * ……….*
Хотилово, часовня, 15 декабря
1744 г.
На следующий день после бани, тетушка
прислала за мной человека, чтобы тот сопроводил на вечернюю службу
в местной церкви. Хотилово вряд ли когда-либо до сегодняшнего дня
видело такое представительство в своей небольшой деревянной
часовеньке. Графья, князья, наследник и сама матушка-императрица
ютились в ветхой, маленькой сельской церкви, службу же вел епископ
Псковский Симон Тодорский, который не поехал с моей невестушкой в
Петербург, а остался в Хотилово, готовясь отпевать раба божьего
Петра Федоровича.
Перед службой Симон подошел ко мне и
с интересом осмотрел, как будто ища подвох.
- Мне сказывали, сыне, что ты стал
истово молиться. Что стало причиной сих перемен? – спросил выкрест
из евреев Симон Тодорский.
Я знал, что соврать епископу было
сложно. Он сам крестился уже в сознательном возрасте, бывши до того
иудеем. Много где и кому пришлось доказывать бывшему «жиду» свою
праведность и истинную веру. И тут молящийся голштинец, который
Бога душой не принял, а прошел православное воцерковление по
политическим причинам, под нажимом императрицы. Провести Тодорского
будет «задачкой со звездочкой» и придется играть, истово веря в то,
что говорю.
- Отче, - обратился я к священнику. –
Вам и поведаю. Боюсь я говорить, чтобы не сочли лжой. Видел я свет
яркий и Пресвятую Деву Марию-Богородицу и пролился внутри меня свет
и понял я, что сила в православии.
- Сие явление повинно с иными отцами
православной церкви судить. И ты отменно говоришь на русском языке,
отрок, - сказал Симон, но после перекрестил и подал руку для
целования. - Храни тебя, Господь, но тетушку и иных не пужай, я сам
императрице скажу, что нужно. Но на исповедь жду, да и опосля
причаститься нужно.