Но все же упорно не переставал всегда быть рядом. Молча.
А я каждую нашу встречу теперь, затаив дыхание, ждала.
Мне его молчаливого присутствия было больше, чем достаточно. Оно
давало силы мечтать, томиться о чем-то пока смутном, недостижимом в
моем юном возрасте, будоражило кровь, разгоняло гормоны. Любое
случайное прикосновение - повод вздрагивать потом с неделю. Зачем
мне было большее, куда?
Меня все абсолютно устраивало, хоть и страшно было, что Лёвке
эти наши совсем-не-отношения, основанные на одних взглядах и тонких
эмоциях, скоро утомят, и он найдет себе более смелую,
раскрепощенную девчонку.
Но вместо этого он внезапно уехал из Домбая, когда мне было
тринадцать, а ему – почти пятнадцать. Буквально одним днем. Той
зимой Левкина мама узнала об измене мужа, собрала детей и рванула в
Москву в попытке начать новую жизнь.
У меня был шок.
Оказалось, мне жизненно необходимо знать, что Лёва засыпает и
просыпается на той же улице, что и я. Что мы дышим с ним одним
воздухом, что видим похожий пейзаж за окном. У меня будто одно
легкое вырезали, и теперь, как ни старайся, уже не сможешь втянуть
кислород полной грудью.
Я так тосковала, причем с каждым днем всё больше, что уже через
дней десять написала ему первая. Сама. А ведь до этого он даже не
был добавлен у меня в друзья в соцсетях. Мы для этого слишком часто
виделись и слишком мало вербально общались. Не переписывались
никогда.
А тут вдруг начали. Каждый вечер и до глубокой ночи. Писали обо
всем и ни о чем, слали друг другу песни, смешные картинки, Лёвка
мог и пошлости какие-то отправить, но я на это всегда показательно
выходила из чата, а он потом извинялся. Мы не говорили о чувствах,
казалось, болтаем как просто друзья, но ничего я так в жизни не
ждала, как его "Привет, Гулёна" после десяти вечера.
Так продолжалось всю весну и июнь, а в июле он приехал с сестрой
к деду Вахтангу и бабушке Марине на два оставшихся летних месяца,
пока его помирившиеся после ссоры родители вместе обустраивались в
новом городе - Владивостоке.
- Ой, внученька моя любимая, Голубка наша
чернобровая, - причитает деда Вахтанг, широко раскрывая передо мной
объятия, в которые я с удовольствием падаю и блаженно прикрываю
глаза.
Я не хотела сегодня приходить в его дом и упиралась
до последнего, но это никак не связано с самим дедушкой. Просто
повод для сбора семьи и еще как минимум половины деревни - приезд
Лёвы на Домбай, а я так мечтала его избегать.