—
Прекрасно, я добавлю в воду скипидар! — остановить врача было не
так-то и легко.
— Не
надо, мэтр, я вовсе не замерз, — принялся утешать молодого медика
Александр. — Я не парижский щеголь, чтобы отправляться в дорогу в
шелковых чулках — они у меня вязанные, шерстяные, — втолковывал
рувард самым убедительным тоном. — И вот там — видите шапочку? Она
тоже шерстяная — я надеваю ее под шляпу. Да здесь почти все
вязанное, — признал он. — Конечно, в торжественных случаях я
одеваюсь так, как это приличествует регенту, но в дорогу я все же
одеваюсь как можно удобнее и теплей. Вам нечего
опасаться.
Разочарование на лице медика заставило Александра
добавить:
— Я не
отрицаю, я несколько устал с дороги, и если вы порекомендуете мне
какую-нибудь тинктуру перед сном — я с благодарностью ее
выпью…
Договорить Александр не успел, потому что врач
порылся в большой сумке, которую приволок в явной надежде
поупражняться на госте, и с победном видом извлек наружу какой-то
флакон:
— Вот!
Это непременно вам поможет —aquavitae* на хрене,
чесноке, меде и имбире!
Александр
остолбенел. Вообще-то он полагал, что ему предложат подогретое вино
со специями. Да и аквавита с хреном и чесноком выглядела вполне
пристойно. Как и аквавита с медом и имбирем. И даже с хреном и
медом… Но все вместе! Это было чудовищно…
— Да кто
же приготовил это адское зелье?! — вырвалось у него.
Врач
обиженно вскинул голову:
—
Приготовил я по рецепту его высочества принца Релингена! Он знает
толк в настойках!
Александр
молчал, как молчал бы любой человек, сраженный парфянской стрелой.
Возразить было нечего, и рувард представил, что сказал бы друг,
заикнись он об отвратительном вкусе получившейся тинктуры:
«Лекарства создаются не для того, чтобы ублажать
плоть!».
Ободренный молчанием «пациента», врач победно
поставил флакон в самый центр письменного стола, напомнил, что
лекарство непременно надо выпить перед сном, и удалился.
Александр
изучающе осмотрел на склянку и решил, что прибережет кошмарное
снадобье для более подходящего случая. А теперь в ванну —
немедленно!
***
Еще через
час Александр де Бретей, рувард Низинных земель, предстал перед
принцем из дома Валуа. Франсуа и правда выглядел много лучше, чем
при их последней встрече в Антверпене. Он окреп, на костях у него
наросло мясо, лицо перестало напоминать бумагу, а глаза утратили
лихорадочный блеск. Обычный, не слишком привлекательный человек с
обильными следами оспы на лице, если, конечно, не считать
высокомерия в каждом взгляде и жесте… Правда, на этот раз Александр
прочел на лице Франсуа не надменность, а безграничную тоску.
Причиной тоски был неизвестный ему господин, явно не принадлежащий
к дворянскому сословию — коренастый, дурно одетый, более всего
напоминающий ремесленника. Франсуа смотрел на него с таким видом,
словно это был богатый дядюшка, от которого полностью зависело
благополучие племянника и от которого, к величайшему сожалению
племянника, невозможно было удрать. Зато завидев Александра,
Франсуа встрепенулся и взглянул на руварда с таким восторгом,
словно тот был посланником Небес или, скорее, порученцем человека,
приказа которого нельзя ослушаться, и во исполнении приказа
которого необходимо отправиться как можно дальше — желательно, к
антиподам.