— Бретей
умеет не только держать шпагу, но как раз думать и считать деньги,
— вскинулся принц Релинген.
— И пусть
его, — не смутился министр. — Только ведь он там, а люди
нужны здесь. Нет, ваше высочество, вы можете на меня
обижаться, называть «скупердяем» и «чернильной душой» — я и не
такое слышал — но вам и дальше придется трудиться в этой должности.
Я смотрю, при ваших визитах самые проблемные управляющие становятся
шелковыми…
— Да это…
— Жорж-Мишель оборвал себя. — Это вообще не моя заслуга, а его
величества, — с досадой пояснил он. — Помните того мерзавца, что
совершал на меня покушения, и которого король отправил в поездку на
четверке лошадей? Так вот, все почему-то подзабыли, что преступник
был убийцей и разбойником, но прекрасно помнят, что он был
управляющим Ланже. Результат вы видели…
— Тем
более, — с упорством Катона говорил д’О. — Грех было бы не
воспользоваться их страхами…
Решительно, суперинтендант был непрошибаем.
Впрочем, Жорж-Мишель надеялся, что кузен проявит больше понимания и
снисхождения. А избавившись от докучливых занятий, прежде всего он
на неделю завалится спать, — решил уставший принц. — Отоспавшись,
примется проверять теорию Александра с оспой, коровами и лошадьми.
Для начала следовало опросить главного конюха и берейтора, а когда
сообщения Александра подтвердятся, а Жорж-Мишель не имел оснований
сомневаться в выводах друга, стоит поразмыслить, можно ли осознанно
сделать то, что случайно получилось у несчастных скотниц.
Избавление от опасности оспы стоило некоторых неудобств.
Неожиданная мысль заставила вельможного врача
остановиться прямо посреди луврского перехода. Александр писал,
будто Репейник даже не понял, что переболел оспой. Значит ли это,
что он тоже мог не заметить опасную болезнь? В походах, что во
Франции, что в Италии, ему приходилось гораздо больше иметь дел с
лошадьми, чем в своем Лоше, да и недомогания у него тоже случались.
И, значит, стоило осмотреть свои руки… Как утверждал Александр,
следов оспы у Репейника была совсем мало, а уж среди его
отметин после войн и бесчисленных некогда дуэлей оспины и вовсе
могли затеряться.
Окрыленный открывавшимися перспективами,
Жорж-Мишель уже представлял победу над жестоким недугом, и эти
надежды вызывали на его лице улыбку, вполне достойную воителя и
полководца. Впрочем, разве врач тоже не является бойцом?